Он рванул в сторону застежку подрясника, и хлипкая ткань лопнула, обнажив его грудь.
- Илларион, да успокойся ты, наконец, - подал голос еще кто-то, - пусть он идет, что тебе, жалко, что ли? Плохо ему здесь, неужели не видно?
- Да видно, видно! - прошипел Илларион. - Нам, значит, здесь хорошо, а ему плохо! Чем он лучше нас, а?
- Так собирайся и с ним иди, кто тебе мешает? - зевая сказал Миссаил. - Оба и замерзнете.
Лешек до конца разорвал ворот подрясника и скинул его на кровать, брезгливо морщась.
- Лешек, - вдруг позвал его Ярыш. - Лешек, ты правда ненавидишь нашего Бога?
- Правда, - с улыбкой ответил тот.
- Но почему? За что?
- За то, что он ненавидит жизнь.
- И ты совсем его не боишься?
Лешек рассмеялся - радостно и спокойно.
- Совсем. Он ничего мне сделать не может. Вот, смотри, - он рванул с груди бечевку с крестом и швырнул на пол.
Послушники ахнули в один голос, крест звякнул об пол, и Лешек припечатал его сапогом - мягким, удобным сапогом, который сшил ему колдун.
- Он убил не всех богов на небе, и там есть кому за меня заступиться, - усмехнулся он и потянулся за рубашкой, вышитой изображениями зверей и птиц.
В гробовой тишине он оделся, подпоясался, натянул на голову треух и привязал к поясу узелок с крупой и огнивом, не выпуская крусталя из руки.
- А смотри-ка… - разочарованно протянул Ярыш, - никакого грома…
- И вправду, - удивленно посмотрел на потолок Илларион. - Может, Исус ждет, когда он на двор выйдет?
- Прощайте, ребята, - улыбнулся Лешек. - Никакого грома не будет.
Он подошел к двери, около которой замер Лытка.
- Лешек, - тот пожал плечами, - я буду молиться за тебя, слышишь?
- Не надо. Лытка, ты… Ты для меня как брат. Я всегда любил тебя и всегда буду любить. Прощай.
- Прощай, - тихо сказал тот, сморщившись словно от боли, - никто не выйдет отсюда до рассвета. Иди спокойно.
Они обнялись, коротко и крепко.
Метель закружила Лешека, как только он открыл дверь. Никто не найдет его следов. Куда теперь? Домой? Лешек на секунду представил себе, что за поворотом Узицы увидит не теплый дом с освещенными окнами, а пепелище, присыпанное снегом… Нет. В Пельском торге его начнут искать прежде всего. Он пойдет совсем не туда, где его ждут. Он пойдет к Невзору, на юг. Старый волхв знает, что делать.
Ветер с Выги распахнул тяжелую калитку ему навстречу, едва Лешек отодвинул засов, словно приглашая идти вперед. Обитель спала, и никто не видел, как он шагнул через ее высокий порог.
18
Авва уснул быстро, Дамиану же не спалось. Он нарочно лег так, чтобы не видеть пойманного певчего: взгляд его переворачивал архидиакону внутренности. Он уже получил отпущение грехов за его смерть! Еще восемь лет назад! И тогда он убил невинного ребенка, а сейчас перед ним - враг Пустыни, внук поганого волхва, проклятый язычник! Вор и негодяй!
Нет, его глаза не остановят Дамиана! Смерть его запомнит вся братия, запомнит надолго, как хороший урок оставшимся в живых, - вот как Бог накажет всякого, кто посмеет хулить его имя!
Бог? Дамиан сник и затосковал: слова аввы, от которых он хотел отмахнуться, не давали ему покоя. «Перед тобой лежит подарок одного из этих истуканов, а ты продолжаешь сомневаться в их существовании?» Недальновидный болван… Наверное, так и есть. И что тогда? Если бог не один, если ему нужны людские души и ему неважно, каким путем он их получит, что это означает? Что есть обещанный рай, а что - пугающий ад? И есть ли между ними разница?
Действительно, недальновидный, легкомысленный болван. Кому он поверил? Приютским воспитателям? Или маленькой лживой книжонке под названием Благовест? Он еще подростком сделал для себя вывод: можно грабить, убивать, творить любые беззакония, услаждать плоть. Главное - вовремя покаяться. Он слышал рассказы о блудницах и разбойниках, вовремя обратившихся к церкви, и эти рассказы согревали ему сердце. Раскаявшийся грешник Богу милей, чем праведник, всю жизнь служащий ему верой и правдой. Главное - вовремя покаяться. Дамиан собирался покаяться. Может быть, даже принять схиму, но потом, потом, когда старость возьмет свое, усмирит бушующие в сердце страсти, обуздает честолюбие.
И вот теперь оказывается, что покаяние - это обман. Богу все равно, грешник он или праведник. Рай ли, ад - для Бога не имеет значения. Что он делает с душами, которые отдает ему авва?
Наверное, Дамиан несильно боялся ада и вечность не пугала его. Небытие - вот что было страшно. Небытие - смерть всего, не только тела. Небытие, конец, растворение, распыление в вечности. Вот он, Дамиан, умный, сильный, честолюбивый, добившийся небывалых высот, поднявшийся из самых низов благодаря самому себе, своим способностям, - как он может перестать существовать? Как мир станет существовать без него? И неважно - на земле, на небе или в преисподней - он должен остаться! Он должен БЫТЬ!
Во что теперь верить? К чему стремиться? И вправду пойти к Невзору, попросить помощи у других богов? Так они не примут его, другие боги! Им покаяние не требуется, им нужно нечто совсем другое, и нигде не написано, что им нужно! Как просто все было: согрешил, покаялся, не покаялся - пошел в ад, успел сделать одно-два добрых дела перед смертью - отверзлись врата рая. Как все было просто! Зачем, зачем авва завел с ним этот разговор?
Сон в конце концов сморил архидиакона, но не принес облегчения. В нем Дамиан шел по хрупкому мосту, сотканному из лозы, и под ним бушевало пламя. Он цеплялся за шаткие поручни и чувствовал, как вот-вот провалится в огонь. Он шел бесконечно долго, пот лился у него по лбу, и языки пламени вздымались все выше. Едкий дым застилал глаза, и Дамиан думал, что мост давно загорелся и идет он напрасно, и не видел впереди, за пеленой черного дыма, ни берега, ни просвета.
Смех, сатанинский смех раздавался со всех сторон: Дамиан приседал от страха и сильней стискивал в руках жалкие тонкие жерди. Он задыхался в дыму и хрипел, и слезы лились у него из глаз. Мост качался, выскальзывая из-под ног, а смех слышался все отчетливей, и жар огня все сильней припекал ему ноги. Отчаянье впивалось в горло зубами: Дамиан хватался за шею, но не мог оторвать от кадыка острых ранящих клыков.
И тогда впереди он почувствовал чью-то тяжелую поступь. Мост качался в такт шагам, и смех теперь доносился только спереди, из-за клубов черного дыма. От ужаса ноги архидиакона подкосились и слезы хлынули из глаз. Это колдун! Он идет навстречу, и спрятаться от него некуда! Он идет, чтобы сбросить Дамиана в пылающую бездну! Он идет отомстить!
Жаркое пламя полыхнуло под ним, и тонкая лоза под ногами вспыхнула. Дамиан отдернул руку от горящих поручней и понял, что падает, падает, и над головой его смыкается огонь, огонь гудит вокруг, огонь жжет его тело, вспыхивают волосы, горит лицо, руки, и нечеловеческая боль выталкивает из глотки страшный предсмертный крик…
Вместо крика жалкое сипение вырвалось из горла - Дамиан проснулся потным и дрожащим, распахнул глаза и никак не мог отдышаться. Сердце бухало в ребра: это всего лишь сон, кошмарный сон… Ничего страшного не случится. У него есть крусталь, он поможет авве ловить души, и авва замолвит за него словечко. Никакого небытия не будет, никакой огненной бездны, он успеет, он успеет найти свое место Там, авва поможет ему. Дрожь не оставляла архидиакона.
Темноту душной избы освещала маленькая лампадка, Дамиан старался успокоиться и рассмотреть все
