плохие. Но и вы, я так понял, тоже существа неоднозначные. Я бы выпил за то, чтобы мы снова стали добрыми соседями…
Леший рассмеялся хриплым, кашляющим смехом и хлопнул Илью по плечу:
- Что ж, пусть будет так. За доброе соседство.
На этот раз поляна поддержала его - похоже, всем надоело слушать пространные речи, им хотелось чего-нибудь повеселей. И, наверное, Илья был с ними согласен.
Когда же «птахи» щебечущей стайкой побежали танцевать, он выпустил свою с сожалением - без нее ему стало пусто и холодно. Их танец был полон жизни, как будто они нарочно хотели подчеркнуть разницу между собой и Марой. И музыка шла не из-под земли, а лилась из леса перезвоном колокольчиков, капающей росой и шорохом сосновой хвои. Их кожа в лунном сиянии светилась розовым, их движения переполняла энергия, бьющая через край, а округлые контуры тел манили и влекли к себе, как магнитом.
И закончился их танец внезапно: они сорвались с места и разбежались в разные стороны из круга, и те, кто сидел на поляне, ловили их в объятья, целовали, поднимали и кружили.
Когда Илья увидел свою «птаху», летящую ему навстречу, то не смог удержаться тоже, поднялся и подхватил ее на руки - разгоряченную, мягкую и живую. И почему-то не осталось сомнений в том, что делать дальше: Илья направился в лес, несмотря на то, что «птаха» хохотала и отбивалась. Впрочем, оглядевшись и прислушавшись, он понял, что не одинок в своем начинании. Дважды ему казалось, будто он нашел подходящее место, но, приблизившись, понимал, что оно уже занято. Приходилось тащить ее все дальше и дальше от поляны, пока в итоге он не оказался на опушке, среди замечательных мягких моховых кочек. Он уронил «птаху» в упругий мох, нисколько не сомневаясь в том, что она не ушибется. И точно - она провалилась в него как в перину и засмеялась. Илья опустился на колени; мох был слегка влажным и чуть охлаждал жар, которым дышало его тело.
И когда он уже держал ее в объятиях, не в силах оторваться, метрах в пятидесяти внезапно вспыхнул свет. Сперва слабый - осветилось одно окно. Илья между делом подумал, что дотащил красавицу почти до самого забора Вероники. Но это его не встревожило и не остановило. И лишь когда зажглись прожектора во дворе, подсветив опушку леса, он засомневался в том, стоило ли хозяйке дома это делать. Остановиться он не мог - при свете «птаха» показалась ему еще прелестней.
Они вернулись на поляну, взявшись за руки, оба тихие и смущенные. И едва подошли к своему поредевшему кружку, как сверху, прямо перед их лицами, опустились две тонкие руки, державшие бокалы- лилии. Илья поднял голову - русалка со змеиным хвостом прижималась лицом к толстому суку, на котором лежала, и томно улыбалась, свесив обе руки вниз.
- Спасибо, - кивнул он ей.
- Приходите еще, - ответила она, и глаза ее хитро прищурились.
- Ага! - воскликнул кот. - Вернулись! Говорят, вы подарили хозяйке дома незабываемое зрелище!
Илья смутился и потупился.
- Ей полезно напомнить, что она не хозяйка Долины, - проворчал багник. - Если она не уберется отсюда, честное слово, пусть лучше не выходит в лес.
- Да ладно вам, - пожал плечами Илья, - она не такая гадкая, какой хочет казаться. К ней детишки скоро приедут…
- Час от часу не легче! - фыркнул кот. - Она что, не понимает, где оказалась?
- Не знаю, - ответил Илья. - Может быть, и не понимает. Она… она очень… хм… материальная.
- Вот-вот, - кивнул багник, - в этом ее беда.
- Я попробую ей объяснить, может быть, она поймет, - в эту минуту Илья искренне верил, что сможет ей что-то объяснить.
- Ты, конечно, попытайся, - усмехнулся леший, - чтобы она не говорила, что ее не предупреждали.
За три недели, что Ника прожила в своем новом доме, не прошло еще ни одной ночи, чтобы ей не приснился кошмар. Днем она была вполне умиротворенной и, наверное, счастливой. Но стоило темноте опуститься на Долину, от ее уверенности и умиротворения не оставалось и следа. Хорошо, что ночи становились все короче и светлей.
Кошмары ее отличались разнообразием и реалистичностью. Но каждый сон начинался одинаково: ей снилось, будто она проснулась в своей постели. Может, поэтому они и казались неотличимыми от яви. Однажды ее живой хоронили в могиле, а она не могла шевельнуться и воспрепятствовать этому. В другой раз она опускала ноги на пол и с ужасом обнаруживала, что комната кишит змеями. Ее топили в ванной, потолок рушился ей на голову, ее душили чьи-то холодные, как у покойника, руки, ее кусали ядовитые насекомые, в лесу на нее нападали дикие звери и разрывали ее тело на куски, ей плескали в лицо кислотой и живьем сжигали на костре.
Но темнота рассеивалась, наступало утро, и, хоть на улице и стояла серенькая дождливая погода, от ее ужаса не оставалось и следа. Долина зазеленела, и, глядя на нее из окна кабинета, Ника чувствовала покой и радость. Особенно когда за окном шуршал дождь и его капли сползали по чистым стеклам. Ими умывалась майская зелень, и без того яркая, и Нике нравилось представлять, что она живет на дне чудесного озера и вокруг нее вместо воздуха стоит вода. В воде движения становятся плавными, время замедляется и течет неспешно, день за днем, и нет этим дням ни конца, ни края.
А кошмары? Наверное, упавшая балка чрезмерно сказалась на ее нервах. Спокойствие и тишина этого места рано или поздно сделают свое дело, свежий воздух лечит нервы лучше всего. Может быть, и стоило обратиться к врачу, как советовал Алексей, но Ника посчитала это излишним, тем более что не чувствовала никаких последствий страшных снов. И только просыпаясь в темной комнате среди ночи, тяжело дыша и вздрагивая, иногда жалела, что не последовала совету мужа.
В эту ночь Ника легла пораньше и, как всегда, проснулась, когда за окном совсем стемнело. Верней, не совсем - над Долиной светила луна, наполняя комнату бледным мертвенным светом. Проснулась она от того, что ей послышался какой-то странный звук у двери, а потом показалось, что в комнате вместе с ней кто-то есть.
- Надежда Васильевна? - тихо позвала она, но ей никто не ответил. Тень у дверей шевельнулась и оторвалась от стены. Теперь не оставалось сомнений: она не одна.
Ника потянулась к выключателю, чтобы зажечь бра, висевшее над кроватью, но свет не загорелся. Она щелкнула выключателем еще раз и еще, но света не было.
- Кто здесь? - как можно уверенней спросила она.
Тень медленно двинулась в ее сторону.
- Кто здесь? - повторила она вопрос, который снова остался без ответа, и приподнялась на локтях.
Тень качалась в такт своим осторожным шагам - тот, кто проник в ее комнату, крался по ковру неслышно, надеясь остаться незамеченным. Это было глупо - Ника давно заметила его. Но от того, что незваный гость все еще таится от нее, стало только страшней. Кто это? Что ему нужно?
- Я вижу вас! - сказала она, желая казаться невозмутимой, но голос предательски дрогнул.
В это время тень подобралась к балконной двери, и Ника увидела силуэт непрошеного гостя на фоне светившегося лунным светом стекла. Он, казалось, нарочно замер на секунду, чтобы Ника могла хорошенько его рассмотреть, и повернулся к ней в профиль. Вполне нормальное человеческое тело венчала огромная косматая голова с кривыми клыками и длинным свиным рылом. А присмотревшись, Ника заметила, что из широких рукавов его длинной рубахи вместо рук выглядывают раздвоенные копыта.
Она задохнулась и зажмурилась, надеясь, что чудовище исчезнет. Но вместо этого монстр утробно хрюкнул - омерзительно, тошнотворно. Ника хотела закричать, но только открыла рот, не в силах выдавить из него ни звука. Тело отказывалось подчиняться - она попыталась встать, но руки и ноги превратились в вату, и ее жалкие попытки шевельнуться были тщетны. Чудовище снова хрюкнуло, на этот раз угрожающе, подступило к ее изголовью и склонило отвратительную кабанью морду к ее лицу. Свиное рыло с двумя круглыми ноздрями уперлось ей в нос, смрадное дыхание коснулось ее губ, в лунном свете блеснул торчащий вверх изогнутый желтый клык.
- Ты знаешь, что свиньи едят людей? - человеческим голосом спросило чудовище. - Какой печальный конец - тебя сожрет свинья.
