– Нечего мне угрожать, Холодное Сердце. – Келемвар шагнул сквозь тело Жергала и уставился прямо в забрало Хельма. – Я не прячу богиню Мистру. Если желаешь, можешь обыскать мое царство, но если ты еще когда-нибудь станешь мне угрожать, то спасти тебя сможет только сам Эо.
Хельм отступил и склонил голову:
– В обыске нет необходимости, Повелитель Смерти. Мне достаточно твоего слова.
В следующую секунду Страж исчез так же быстро, как и появился, и не только потому, что должен был преследовать сбежавшую пленницу. Что-то в голосе Келемвара подсказало ему, что Повелитель Смерти жаждет крови, а Хельм не имел ни малейшего желания сражаться с изменившимся богом.
Жергал подлетел к Келемвару и указал белой перчаткой, затрепетавшей в воздухе, на ручеек блестящих черных бусинок, катящихся по щеке бога.
«Что это?»
– Ничего, – напряженно ответил Келемвар. – Все, что осталось от моей смертной жизни, наверное.
«Надеюсь, это скоро пройдет. – Сенешаль отлетел в сторону, словно Келемвар был заразным больным, собравшимся раскашляться. – Ничего подобного никогда не видел у бога Смерти».
– Тогда и не смотри!
Теперь и Келемвар отвернулся, поэтому ни он, ни Жергал не заметили, что каждая слезинка, упавшая на пол тут же исчезала.
44
Великий Физул и его служанка Тира заковали меня в цепи и поволокли, спотыкающегося, упирающегося, по Руинам. Мешковина, закрывшая мне голову, не позволяла ничего увидеть, а с короткой цепью на лодыжках я чувствовал себя стреноженным. Но мои тюремщики толкали, тянули меня и ворчали, словно не понимая, почему я так медленно передвигаю ноги. Спустя несколько часов таких мучений мы вышли на дорогу получше, после чего спустились, пролет за пролетом, по лестнице вниз, в какой-то каменистый коридор, где в нос мне ударил запах сырости и горящей смолы.
Физул сорвал мешок у меня с головы, и моему взгляду открылось просторное помещение, целиком вырезанное в горе. На стенах горели несколько факелов, наполнявших воздух таким черным и едким дымом, что у меня из глаз хлынули слезы. Середина зала была пустой, если не считать символа Йахту Звима, нарисованного на полу, и черного алтаря в дальнем конце. Вдоль одной из стен стояли какие-то странные приспособления, но в тусклом свете я не смог определить, для чего они предназначены.
Наспех оглядевшись, я начал тщательно разглядывать комнату метр за метром, надеясь увидеть какой-нибудь железный ящик, или деревянный сундук, или еще что-то в этом роде, где могло бы храниться «Истинное жизнеописание Кайрика». Но мрак был таким густым, что я различал лишь странные очертания и неясные формы.
Физул направился к центру зала. Я зашаркал рядом с ним, проклиная тяжелые кандалы на ногах и наручники на запястьях, застегнутые спереди.
– Храм Йахту Звима. – Физул взмахнул рукой, указывая на мрачный зал. – Не такой величественный, как те. что строились во имя Кайрика, но нам, в Зентильской Твердыне, приходится довольствоваться малым, с тех пор как Безумец развеял наши дома в пыль.
– Падение города на твоей совести. – Я без страха произнес эти слова, уверенный, что защита Тира и здесь не подведет, – Если бы Зентильская Твердыня осталась верна…
– Замолчи, свинья! – Тира ударила меня между лопаток. – Я на всю жизнь нахлебалась Кайрикова дерьма.
– Нет, моя дорогая. – Физул потянулся за мою спину и отвел Тиру в сторону. – Позволь Малику высказаться. После всего, что ты мне о нем рассказала, я сам хочу послушать его речи.
– Мне нечего, добавить, разве что только одно: ты подлый предатель, потому что прочитал всему городу «Истинное жизнеописание Кайрика». – Тут я сделал паузу, внимательно присматриваясь к Физулу, не выдаст ли он чем-то, где находится книга, если она вообще здесь, но в глазах его только сверкнул гнев. Тогда я продолжил: – Это
Физул крепче сжал мою руку, только этим показав, как велик его гнев.
– Жаль, что ты так думаешь, Малик. Лично я ничего дурного тебе не желаю. – Физул остановился на священном символе, нарисованном на полу, и у меня возникло неприятное чувство, словно зеленые глаза смотрят прямо на меня. – Скажу больше: я хочу помочь тебе.
– Помочь?
Физул кивнул:
– Я хочу сообщить тебе правду о Кайрике.
– Ничего не может быть замечательнее! – Я не мог сдержаться, поверив в то, что он грозится прочитать мне «Истинное жизнеописание». – Я готов.
Физул нахмурил брови; удивившись моему согласию, затем покачал головой:
– Сначала мы должны очистить твой разум. – Он взглянул за мою спину, чтобы кивнуть Тире, после чего снова обратился ко мне: – Правда… усвоится лучше… если твои помыслы очистятся.
Я почувствовал, как по моему хребту прошелся нож. Никакого вреда, разумеется, мне лезвие не причинило, зато жутко пострадала моя одежда. Сырой ветер коснулся тех частей моего тела, которые редко испытывали подобное, а потом Тира содрала распоротые обноски, оставив меня голым, как в тот день, когда я родился.
– Ты же говоришь, что собираешься очистить мой ум!
– Так и будет, Малик, – произнесла Тира, – так и будет.
Она вышла из-за моей спины и остановилась передо мной, и мне пришлось прикрыть интимные части
