– Я придумал, как это сделать. – В глазах Кайрика промелькнула красная вспышка. – Адон!
– Мистрин патриарх? – Мне было знакомо имя Адона, я встречал его в дневнике Ринды. Этот самый Адон во многом помог Ринде и Гвидиону вскоре после разрушения Зентильской Твердыни, он даже устроил их на целый месяц в маленькой деревушке Тегее, где они отдохнули. – Но наверняка Мистра поставила множество оберегов против…
– Это моя забота. Ты же отправишься обратно. – Тут Единственный запнулся. Заклинание Огма все еще действовало, поэтому он успел позабыть, где именно был спрятан «Кайринишад». – Отправишься обратно туда, где убил Ринду, и раздобудешь «Кайринишад».
Я собирался произнести «слушаюсь и повинуюсь», но тут подействовало заклинание Мистры, о котором я позабыл; вместо этого мой язык произнес правду:
– Тебе следует знать, что я не собираюсь возвращаться в Кэндлкип. Я отправлюсь в Зентильскую Твердыню.
– Что? В Зентильскую Твердыню? – От рева Единственного пес принялся рыть подкоп под стеной, – Для чего?
Я ничего не ответил, понимая, что если заговорю, то не скажу ничего, кроме правды.
Я по-прежнему отмалчивался.
Кайрик долго смотрел на меня. Мне стало не по себе, я отвел взгляд и принялся рассматривать собственное сердце, бьющееся у него на ладони. При этом я гадал, получу ли я когда-нибудь его обратно. Единственный проследил за моим взглядом и тоже уставился на мое сердце, спустя секунду он щелкнул костяными челюстями.
– Понятно, ты не можешь ответить. – Он снова посмотрел мне в глаза, хотя я по-прежнему старательно разглядывал собственное сердце. – Так что же мне делать, Малик, – довериться тебе?
– Все, что я ни делаю, только ради твоего блага, – сказал я, но заклинание Мистры заставило меня добавить: – И это единственный способ самому спастись.
Кайрик поднес ко рту мое сердце. Я поморщился и отвел взгляд, решив, что он еще раз откусит кусок, но он всего лишь дотронулся до сердца своим длинным языком и хмыкнул от отвращения.
– Наверное, все-таки нужно тебе довериться. Твое сердце свидетельствует, что ты говоришь правду. – Последнее слово он произнес как бранное. – Это объясняет твой провал в Кэндлкипе. Возможно, у Ринды вообще не было «Кайринишада»! Как там говорят твои торгаши? «Вор в первую очередь крадет запертый сундук»?
Я кивнул, ибо это действительно была любимая пословица моего отца. Она означает, что умный человек не станет прятать золото в очевидном месте.
– Вот именно! Она возила с собой приманку! – Кайрик подпрыгнул и чуть не наступил в вязкую массу собственного сердца, так и лежавшую в грязи. – А «Кайринишад» она спрятала в Зентильской Твердыне – правильно?
Я стиснул зубы и, к своему огромному облегчению, понял, что не испытываю никакой потребности отвечать. Колдовство Блудницы принуждало меня быть честным, только когда я говорил, но вовсе не заставляло меня произносить слова против воли. По крайней мере, хоть это она предоставила мне решать самому.
Итак, я промолчал, а Кайрик удовлетворенно закудахтал:
– Отлично! – Он протянул руку и рывком поднял меня с пола. – Но придется тебе помочь, чтобы ты попал в Зентильскую Твердыню до начала суда.
– Значит, ты отнесешь меня туда?
– Сам знаешь, не могу, Малик. Так ты никогда не найдешь «Кайринишад». Магия Огма все еще не позволяет мне увидеть книгу. – Он сунул мое сердце мне в руку и повернулся к старой кобыле. Та заржала, подняла голову и злобно посмотрела на божество большими круглыми глазами. – Зато я могу тебе помочь с хорошим скакуном.
Ни при каких обстоятельствах эту тощую кобылу нельзя было назвать хорошим скакуном, но я все равно с самого начала намеревался ее украсть, так как она выглядела именно тем животным, с каким я мог бы справиться.
– Помоги мне, Всемогущий, всего лишь набросить на нее уздечку.
– Уздечку? Для такой строптивицы, как эта? – Кайрик подошел к животному.
Дрожащая кобыла, попятилась к стене, козы рванули в противоположный конец сарая, а я едва успел подхватить с пола сердце Единственного. Козы – такие прожорливые бестии, что готовы съесть все, что угодно, даже когда напуганы.
Кайрик вцепился в гриву кобылы и притянул ее голову к своему рту. Бедное животное так перепугалось, что выбило копытом доску из стены, через эту дырку в сарай проник золотистый утренний свет, смешавшийся с пурпурным мерцанием Единственного. Наш Темный Повелитель вонзил зубы в шею лошади и прокусил ей вену. Раздавшийся визг был такой же пронзительный, как у ястреба, только в сотни раз громче. В ушах у меня зазвенело, пес завыл из-под кормушки, козы заблеяли и принялись биться в дверь, стремясь выскочить наружу,
Кровь хлестала из горла кобылы быстрее, чем Кайрик успевал ее пить, поэтому она лилась по его подбородку, а оттуда каскадом падала в грязь. Кобыла, слабея, начала пошатываться, но Единственный, тем не менее, продолжал пить, заставляя животное опуститься на колени в теплую лужу собственной крови. От этого зрелища мой слабый желудок грозил снова меня предать, поэтому я отвернулся и прижался лбом к стене. Сквозь щель между досками я разглядел старика – он стоял перед сараем, держа в дрожащих руках заряженный арбалет, рот его был раскрыт, а ноги, видимо, вросли в землю от страха.
– Малик! Хватит мечтать. Подай ее сбрую.
Я прижал сердце локтем, затем снял с крючка на стене уздечку и отнес ее Единственному. Кобыла к этому времени прекратила сопротивляться, и Кайрик теперь лежал на ней, держа вспоротое запястье над ее
