— Ричи Стелла принес горе многим. Помимо наркоты и связей с мафией на нем висит смерть одной девушки. К тому же он шантажирует человека, на которого я работаю. И все это кончится только в том случае, если мы сможем остановить Ричи.
— И на кого ты работаешь?
— Ты же понимаешь, я не могу тебе сказать. Скажу только, что на этот раз Ричи неудачно выбрал жертву. У моего друга достаточно денег и влияния, чтобы свалить его. Ричи решил прыгнуть выше головы. Он слаб и уязвим. Зарвался. И получит по заслугам. Мне нужна твоя помощь.
— Ты сможешь меня защитить? И моего ребенка?
— Да. Обещаю. Ты выйдешь из этой заварухи невредимой. Начнешь новую жизнь. Мой друг тебе поможет. Деньги не проблема.
— А если ты врешь? С какой стати я должна верить тебе?
— Да ведь в конце концов все сводится к одному и тому же, разве нет? У тебя есть выбор? Останешься с Ричи — он выжмет тебя как лимон и передаст другому. А может, и еще похуже. Думаешь, Ричи тебя просто так отпустит? У него такой стиль — никогда никого не выпускать из рук. Он держит тебя за жабры, солнышко. Ты же прекрасно это понимаешь. Он, сволочь, конечно, с тобой ласков. Но ты подумай, что будет, когда ты ему надоешь? Может, попросит тебя сунуть в задницу кило кокаина и прогуляться через границу. Или ты окажешься в номере вонючей гостиницы, будешь делать минет наркодилеру, который нужен Ричи. И чем дольше ты с ним, тем крепче он тебя держит. А чем крепче он тебя держит, тем тебе тяжелее. Что будет с тобой и Коди?
— Если он узнает, что я тебе помогла…
— Он не узнает. Меня с ним ничто не связывает. Никаких ниточек. Все пойдет моему другу. Я и сам практически не участвую. Просто помогаю сдвинуть дело с мертвой точки. Когда получится, мы тут же выйдем из игры.
— Ты защитишь меня?
— Да.
Элисон задумалась. Она села за столик и закурила, продолжая размышлять. Наконец повернулась к Терри.
— Еще раз надуешь меня, подвергнешь моего ребенка опасности, и я буду ползти по битому стеклу, чтобы убить тебя. Я не шучу. Ты понял? Не думала, что смогу такое сказать, но я тебя убью, если еще раз меня обманешь. Клянусь памятью моего отца. Терри встал, чтобы сесть рядом с ней, но она его оттолкнула.
— Не трогай меня, — рявкнула Элисон. — И не приближайся ко мне, урод! Задавай свои гребаные вопросы. И чтобы я тебя больше не видела, когда все это кончится.
Глава 11
Поттс стоял посреди универсама.
Он ходил взад-вперед по проходам, толкал перед собой гребаную тележку, у которой, конечно, было сломано одно колесико. Вечно ему такие убогие попадались, чтобы он чувствовал себя еще большим мудаком, чем обычно в таких местах. Поттса такие магазины бесили. Яркий свет, чистенькие люди, обслуга образованная. Смотрели на него так, будто он дерьмо последнее, когда Поттс выкладывал у кассы пачки сухого завтрака, полуфабрикатные гамбургеры и рулоны трехслойной туалетной бумаги, мать их. Поттс тосковал по семейному магазинчику, вроде тех, что есть и Мексике, в Эль-Пасо, например, — полутемной каморке, где не нужно иметь степень магистра, чтобы разобраться, какие именно консервы не гразу тебя угробят. Там от тебя требуется сделать простой выбор: бобы или фасоль. Заходишь, берешь, что надо, и выходишь. И никакой яппи, попивающий кофе из «Старбакса» и треплющийся но мобильнику, не переедет тебя своим блядским джипом, пока ты идешь через стоянку.
Поттс был недоволен. Он искал консервированные персики. В последнее время его тянуло на консервированные персики со страшной силой. Он обожал их в детстве. Мамаша готовила жалкий ужин — курицу или гамбургеры, что по тем временам было дешево, — потом Поттс удирал на улицу, где припрятал банку с персиками, стыренную из продуктового магазина. Консервным ножом, который всегда носил с собой, Поттс вскрывал банку и, сидя в ночной темноте, сначала выпивал сироп, потом подцеплял кусочки персиков, как гуппи из аквариума, и отправлял в рот один за другим. Господи, подумал он. Как мало надо для счастья. Наступает такой момент, когда понимаешь, что больше никогда не будешь так счастлив, а дальше будет только хуже и хуже. Так-то, брат. Как там это называется? Убывающая доходность.
И еще одна хрень: они тут без конца все переставляют. Поттс никак не мог найти долбаные персики. А попробуй спроси одного из этих засранцев — такую рожу скорчат, будто ты их оторвал от операции на головном мозге. Или пойдешь за одним таким мудаком, который не лучше тебя тут ориентируется, и вот уже собралась толпа яйцезвонов, включая управляющего, и все скопом пытаются отыскать одну-единственную банку с персиками. С другой стороны, бывает так, что изо дня в день у них все одинаково: приходишь к тому, от чего ушел. Наверняка должна быть причина, связанная с долбаной прибылью, по который эти уроды морочат тебе голову и выводят из себя. Причина есть у всего. Только Поттс никак не мог ее вычислить.
В общем, стоял Поттс в магазине со своей хро мой тележкой посреди прохода между стеллажами и пытался угадать, куда бы делся, окажись он бап кой с персиками. И тут он почувствовал, что у него за спиной кто-то есть, обернулся и увидел мини а тюрную женщину с приятным лицом, которой Поттс перегородил проход. Женщина ему улыбпу лась.
— Ах ты, черт! — вырвалось у Поттса. — Простите.
— Вы меня простите. — Она опять улыбнулась.
Поттс оттащил тележку в сторону, чтобы дать ей пройти, и вернулся к поискам персиков. Наконец они нашлись, но только цельные, либо с пониженным содержанием сахара, либо с косточками, либо еще с чем- то. Поттс плюнул. Теперь все казалось ему бессмысленным. Нет в мире радости, и ничего с этим не поделаешь.
Он увидел ту приятную женщину снова, на этот раз в молочном отделе. Она покупала йогурт — такие маленькие коробочки с белой жижей, которой чавкают на телеэкранах розовощекие красавцы. На вид женщина казалась ровесницей Поттса. На пей было голубое платье на пуговицах. Когда женщина потянулась к полке с йогуртом, он заметил, что у нее хорошая фигура и красивые ноги. Она была миниатюрная и подтянутая. А лицом — как учительница начальных классов. Поттс запретил себе дальше думать о ней. Не одного они поля ягоды. Но женщина напомнила ему всех тех училок, но которым он сох в детстве. Вся эта вереница сереньких теток в простеньких платьях, от которых псе равно вставал, когда они наклонялись над ним, чтобы исправить ошибку в тетради. Поттс зашел в мясной отдел и попытался понять, сколько жира нужно для говяжьего фарша.
Он снова столкнулся с ней, когда она покупала туалетную бумагу. Просто взяла большую упаковку и бросила в тележку. Как будто в мире нет ничего более естественного. Впрочем, так оно и есть. Ногте же не мог снять со стеллажа рулон, если и проходе стоял хоть один человек. Но даже если никого не было, он закапывал рулон под другие покупки — как будто в мире Поттса никто не ходил в туалет. Женщина опять улыбнулась Поттсу и прошла мимо, увозя свою жопную бумагу. Поттс залюбовался ею. Залюбовался ее непринужденностью. Ему это не было дано. Когда она проходила мимо, он учуял аромат ее духов или мыла. Поттс представил, как она склоняется над его партой, терпеливо объясняя, какой он бездарь в математике. А он, девятилетний, вдыхает ее запах, чувствует ухом прикосновение ее платья и мысленно умоляет — пожалуйста, пожалуйста! — чтобы она не вызвала его к доске, не то все увидят, как гордо встал его маленький член.
Больше они в магазине не сталкивались. Он поискал ее глазами у касс, но она уже вышла. Поттс расплатился и потащил свои два пакета жратвы — но без персиков — к выходу. По соседству располагался «Старбакс». Поттс не позавтракал дома, и теперь ему захотелось кофе. Обычно он там со стыда умирал. Кафе кишело старшеклассницами и симпатичными девицами в откровенных нарядах. Поттс вечно чувствовал
