произнести его.
— Вы надо мной смеетесь.
— Вас ужасно приятно дразнить. Так что там с комплиментом?
— Вы не очень-то мне помогаете.
— Точно.
— Мне нравится с вами разговаривать. Мне хотелось с вами заговорить, когда я вас впервые увидел — там, в магазине.
— Почему же не заговорили?
— Ну я такой… понимаете. Грубый. Я подумал, вы сразу закричите.
— Не знаю, удивит ли вас это. Мне тоже хотелось с вами заговорить.
— Правда?
— Иногда грубость — как раз то, что надо. Привлекает. Все люди вокруг меня такие — как сказать? — хорошо воспитанные и манерные. Дайте посмотреть на ваши руки.
— Нет, они…
— Да ладно.
Поттс протянул руки. Она пробежала пальцами по его ладоням. Ему показалось, что в задницу вставили провод под напряжением.
— У меня руки, как у отца, — пояснил Поттс. — Он их называл руками тупого выродка. Тупого выродка, у которого выбора нет.
— А по-моему, красивые.
— Нуда, конечно.
— Я серьезно.
Поттс убрал руки.
— Вот у вашего друга Марка, небось, руки гладкие, как у младенца.
— Вы злитесь.
— Нет. Просто, когда оказываюсь рядом с такими, как вы, и понимаю, кто я такой, то быстро встаю на свое место.
— Я совсем не то хотела сказать. И вы это знаете.
— Я автомеханик, чиню мотоциклы. Честная работа. Всю жизнь вкалываю. А когда вкалываешь — руки такими становятся. И ничего в них красивого нет. Вот посмотрите… — Поттс взял Ингрид за руку и провел заскорузлым указательным пальцем по внутренней стороне предплечья. На нежной коже осталась розовая полоса. Она поежилась. Он решил, что от отвращения. — Ничего красивого, — сказал Поттс. — Не такие, как женщинам надо.
— А откуда вы знаете, что нужно женщинам? — спросила Ингрид.
Поттс в замешательстве посмотрел на нее. Она бросила взгляд на часы.
— Мне пора. Надо возвращаться к маме. Не могу оставлять ее одну надолго.
— Да, конечно, — кивнул Поттс, решив, что отпугнул ее.
— Приходите ко мне поужинать, — проговорила она быстро. — Придете?
Поттс подумал, то неверно ее понял. И ответил не сразу.
— Я не из тех, с кем приятно общаться. И не смогу развлечь ваших друзей, они наверняка другие.
— Больше никого не будет. Только вы и я. Может, еще мама. Хотя она обычно ест у себя в комнате. Придете?
— Вы не шутите?
— Я хорошо готовлю. Потушу мясо. Вы похожи на человека, который оценит правильно приготовленное мясо.
Поттс всем сердцем хотел верить, что это ошибка. Что все кончится плохо. И что он вляпается в дерьмо из-за этой истории. В его голове, как товарняк мимо станции, пронеслись все слова, что твердил ему отец.
О том, что трахаться надо с бабами своего уровня. И желания свои строить в соответствии со своими возможностями. Не бывает в жизни, чтобы вот так все отлично складывалось. С такими, как Поттс, — никогда. А если бывает — то, значит, это Господь подшутил над ним, чтобы не забывался. Так всегда говорил его отец. Но Поттс был дураком, последним долбаным идиотом. И собирался наступить на старые грабли.
— Да, хорошо, я приду.
Ингрид вынула блокнот, нацарапала номер телефона и адрес и протянула ему листок.
— В семь вечера. Во вторник. Тут адрес и телефон. Вы ведь не обманете, правда?
— Не обману, — ответил Поттс, хотя не был в этом уверен.
— Тогда буду ждать нашей встречи, господин Поттс.
— Поттс. Просто Поттс.
Глава 14
Они закруглились в половине седьмого вечера, а к половине восьмого Бобби смыл грим и сел в машину. Он провел на площадке четырнадцать часов. Несмотря на деньги и подружку, рекламировавшую «Секрет Виктории»,[76] несмотря на славу, машины и крутой особняк на вершине холма, Шпандау было жаль его. По правде говоря, он испытывал жалость ко всем актерам. Их жизнь совсем не похожа на ту, какой ее представляют люди. У них не бывает золотой середины, все на пределе. Либо слишком мало, либо слишком много. И обе крайности способны доконать. Ужасно голодать и выбиваться из сил на работе, когда никто того не замечает. С другой стороны, еще ужаснее, когда ты нашпигован славой и деньгами, как какой-нибудь гусь по-страсбургски, когда окружающие отделяют тебя от всего того, что помогало тебе стать актером.
Денек выдался тяжелый. Бывало, конечно, и похуже. Все-таки в этот раз съемки проходили без больших проблем, но Марк всех замучил, пытаясь поскорее снять все эпизоды. Поэтому смены затягивались. Кое-кто ныл и жаловался на спешку, но нее понимали: будет хуже, если они отстанут от графика. Проще и дешевле переработать несколько часов в день, чем тратить дополнительные дни. Все это было заложено в бюджет картины, но Марк все равно подгонял. Он был не из тех режиссеров, которые могут послать продюсера подальше. Стоило спонсорам появиться на площадке, Марк становился дерганым и постоянно оглядывался на них. Они это знали и в результате проводили на съемках больше времени, чем принято, нервируя его до потери пульса. Короче, вдохновения это не добавляло. И теперь все до смерти боялись Вайоминга, где Марк просто не выдержит напряжения. Режессер не может позволить себе так нервничать, а если он на взводе, то не должен этого показывать. Это как кровь в море, кишащем акулами.
К этому времени все уже понимали: скандал в Вайоминге неизбежен, и вся съемочная бригада пошлет Марка куда подальше. Марк, конечно, психанет, потому что до смерти боится спонсоров, а те это понимают и рады-радешеньки сделать из него козла отпущения за то, что картина не исчерпала бюджет. Который на самом деле на пятнадцать миллионов долларов больше, чем ему было сказано. В документах тоже указали сумму поменьше. Киноиндустрия Голливуда работает по принципу «необходимого знания». А голливудские продюсеры уверены: меньше знаешь, крепче спишь.
Когда грим сняли, на лице Бобби стали заметны новые морщинки и темные круги под глазами. Он был непривычно молчалив и двигался медленно. С трудом выполз из трейлера и плюхнулся в ожидавшую его машину. Работа актера сравнима с работой землекопа. По большей части сидишь на заднице и ждешь. Разница лишь в одном: сидя на заднице, понимаешь, что поставлено на карту и что будет, если ты не сможешь сотворить то волшебство, которого все от тебя ждут. И никто не постесняется сказать тебе, что ты поганишь фильм за восемьдесят миллионов. И наоборот, если тебе расписывают, какой ты хороший, нельзя верить ни единому слову. Да и вообще никому верить не надо, пока фильм не выйдет в прокат, не станет
