Оксфорда.
— Вы не забыли, что Эндрюс принимает вас за Пьетро Деласандера?
Марбери захлебнулся воздухом.
— О! Ну… — И снова вспыхнул с новым вздохом: — Тогда к ним отправитесь вы! То, что вы сделали здесь, вы сумеете сделать и там.
Тимон вытащил из-за пояса тряпицу и промокнул кровь на руке.
— Боюсь, это окажется затруднительно.
Марбери уставился на порез.
— Рана? Она не выглядит серьезной.
— Порез? Нет. — Тимон поднял голову. — Трудность в том, что я… сегодня я побывал в Кембридже, в знакомой нам таверне. Боюсь, что я убил этих людей: Самуила и Исайю.
— Что? — вскрикнул Марбери.
— Справедливо заметить, что они первыми попытались меня убить. — Тимон задрал рукав и показал повязку на плече. — Это от кинжала Исайи. Он целил в сердце. Я счел это достаточным основанием убить его. Эти люди отправили за мной Пьетро Деласандера. Они не собирались отступать. Они бы ни перед чем не остановились ради исполнения своего безумного плана. Я вполне сочувствую побуждениям Гаррисона, но не его средствам.
Марбери вытаращил глаза. Тысячи мыслей теснились в его мозгу, и ни одна не сходилась с другими.
— Третьего я отпустил, — продолжал Тимон. — Они называли его Даниилом, но он — знаете ли, кардинал Венителли. Простодушный слуга папы, человек, честно выполняющий свой долг, пусть и заблуждавшийся в его понимании. Я сказал, что отказываюсь от мандата в папской армии проклятых.
Марбери выдавил улыбку.
— Так и сказали?
— Ну, не совсем. — Тимон завязал тряпицей сломанное предплечье. — Кровь Господня, болит!
Марбери поморщился, взглянув на распухшую руку.
— Вам лучше пока ее не напрягать.
— Да, видите ли, настоящая беда в том, что мне, пожалуй, вовсе не понадобится уже эта рука. Очень скоро папа отдаст тайное распоряжение на мой счет. — Тимон затянул узел и опустил рукав. — В деле, о котором вы говорили, я буду бесполезен, как эта рука. Если я не покину Англию, я приговорен. Странно, я только недавно начал ценить жизнь. Если возможно, мне надо бы уехать сейчас же. Оставшись, я подвергну опасности вас и Энн.
— Чем грозит нам ваше присутствие? — усомнился Марбери.
Тимон отвел взгляд.
— Те люди, которых я убил, — не единственные агенты. Есть и другие. Они найдут меня. Я должен увести их от вас.
— Другие. — Марбери понемногу начинал понимать. — Значит, возможно, такие, как они… такие, как вы… снова могут появиться здесь. Могут угрожать Энн…
— И вам. И переводчикам. Вы сами видели, они ни перед чем не остановятся. Эти дьяволы преследовали несчастного Гаррисона, пока не свели его с ума, а потом сделали его своим орудием.
— Вы убили их, — как будто про себя рассуждал Марбери, — и, сделав это, пожертвовали собственной жизнью. Они станут преследовать вас.
— Да.
Тимон порывисто вздохнул и встал, придержавшись за стол Гаррисона. Не прибавив ни слова, он направился к открытой двери, навстречу лунному свету.
— Подождите, — сказал вдруг Марбери. — Подождите минуту.
— Оставшись, я стану огромной помехой работе, которую вам предстоит выполнить.
— Дайте мне подумать.
— О чем подумать? — не задерживая шага, бросил Тимон.
— Вы спасли мне жизнь, — твердо сказал Марбери. — Я хотел бы ответить тем же.
58
Через двадцать минут Марбери толкнул дверь в трапезную. Энн и переводчики, как он и ожидал, спорили, собравшись за столом. Его появление заставило всех замолчать.
— Гаррисон в комнате брата Тимона? — спросил он, ни к кому в особенности не обращаясь.
— Привязан к кровати, — заверил его Сполдинг, — и двое сторожат дверь.
Марбери взглянул на Энн, надеясь, что по его лицу ничего нельзя прочитать.
— Дочь, может быть, ты будешь так добра вынести из той комнаты скудное имущество брата Тимона, то, что под кроватью и под столом.
— Где брат Тимон? — забеспокоился Сполдинг.
— Лечит раны, — отрезал Марбери, не скрывая и даже преувеличивая раздражение. — Раны, полученные при спасении ваших жизней.
Сполдинг, не найдя слов, оглянулся на Ричардсона.
— Брат Тимон проявил истинную доблесть, — величественно провозгласил тот, — и будет вознагражден.
— Лучшей наградой ему, — поспешно заметил Марбери, подражая помпезности Ричардсона, — будет возобновление работы. Закончим нашу часть перевода, как он просил: создадим совершенный перевод, ничего не выпуская, исправив все ошибки, дополняя его всеми подлинными текстами, чтобы истинное слово Господа стало доступно всем.
— Поклянемся же в том! — прогрохотал Ричардсон.
— Нет! — Сполдинг, вскочив, ударил кулаком по столу. — Клянусь небом, нет! Мы получили прямой приказ короля!
Из-под серого плаща он извлек доставленный Дибли лист и указал на королевскую печать.
— Она подлинная, — заверил всех Ричардсон. — Я, конечно, не раз видел королевскую печать.
Сполдинг поднес лист к глазам.
— Здесь сказано: «Переводчикам в Кембридже, занятым королевской Библией, сим повелевается копировать со всей точностью, какую позволяет их ученость, существующую Епископскую Библию». — Сполдинг поднял взгляд. — Нам приказано ничего не добавлять и исключить лишь самые грубые ошибки католиков.
Опустив бумагу, он обвел комнату взглядом.
— Нет, но… — начал Марбери.
— Не хотите ли вы сказать, декан Марбери, — тихо проговорил Сполдинг, выдержав паузу, — что готовы ослушаться воли короля?
— Действительно, — избегая встречаться с ним глазами, заметил Чедертон, — если мы пойдем против воли короля, нас всех обвинят в государственной измене.
— А в лучшем случае, — вздохнул Диллингем, — король просто заменит нас людьми, которые исполнят его приказ и создадут перевод, угодный ему. Боюсь, что все попытки изменить что-то будут тщетными усилиями.
— Но ведь Епископская Библия, — нерешительно запротестовала Энн, — орудие короны, точно так же, как латинская Библия — оружие папы.
Продолжительное молчание стало безмолвным подтверждением ее слов.
— Мы можем внести в текст поэзию, — не без грусти предложил Чедертон. — Как уже сделали с псалмами и Песнью Соломона — в них есть красота, какой не было прежде.
— И можем исправить самые прискорбные ошибки в существующем тексте, — вздохнул Диллингем. — Хоть что-то.
— Слово Божье нельзя исказить, — напряженно, с сумрачным взглядом провозгласил Сполдинг, — как
