минута, вторая, третья…
Покойники хранили зловещее молчание. Один лишь кухонный отравитель, проткнутый насквозь тесаком, время от времени поскребывал торчащей из спины рукояткой о стену.
– Чего вам надо, нежить?! – не выдержал наконец я.
– Потолковать о жизни, о вашей с Петром работе, о добре и зле, – ржаво проскрипел Барсуков. – Нас прислали из ада специально для этого…
– Вот и убирайся обратно туда, – стиснув зубы, посоветовал я. – С гостями из преисподней мне говорить не о чем!
– Раз не о чем, тогда слушай. – Мертвое лицо не выражало никаких эмоций.
Я хотел послать бывшего Льва куда подальше, но… неожиданно лишился дара речи.
– Итак, вы служите добру, а мы – злу, – как ни в чем не бывало начал Барсуков. – Вы хорошие, мы плохие. Вы радеете об интересах России, а мы прихлебатели мирового масонства. Сегодня вы на пару с Петром убили девять человек. Во имя чего, спрашивается?! Во имя Добра?!! Не-е-ет, полковник ФСБ Корсаков! – Пустые 'стекляшки' трупа вдруг загорелись багровым огнем. – Можешь больше не обольщаться!!! Вы угробили целое отделение, спасая жизнь ублюдка в сто раз худшего, чем любой из нас здесь присутствующих. Грязного, поганого людоеда, жравшего малолетних детишек!!! Разумеется, Новицкий не только этим занимался, иначе бы давно мотал пожизненное, как те, простые нелюди, коих иногда показывают по телевизору. Однако между Новицким и ими – огромная, непроходимая пропасть. Поскольку те нелюди нищие, а наш каннибал – богат! В девяностые годы, когда в России царил всеобщий беспредел, он умудрился оттяпать здоровенный кусок госсобственности. Недавно ваше государство заставило людоеда вернуть награбленное, а в виде компенсации закрыло глаза на несчастных, умученных младенцев (ты еще увидишь на кассете леденящие кровь подробности), позволило ему дальше наслаждаться жизнью и вашими умелыми руками оберегает чудовище от всяческих посягательств… И это называется служить добру? И кто вы с Петькой после ЭТОГО?!!
Барсуков поднялся на ноги и обернулся к шеренге трупов:
– А ну, скажите, убиенные, КТО ОНИ!
– Прис-луж-ни-ки лю-до-е-да! Прис-луж-ни-ки лю-до-е-да! – начали хором скандировать мертвецы.
– Не-е-ет! – отчаянно возопил я внезапно прорезавшимся голосом. – Не надо!!! Перестаньте!!!
Барсуков дьявольски расхохотался, начал подпрыгивать, приплясывать и постепенно видоизменяться. Вот физиономия его превратилась в свиное рыло, на голове прорезались небольшие рожки, ступни ног съежились в копытца, из-под штанов вылез голый крысиный хвост метра в полтора. Спустя секунды передо мной кривлялся самый настоящий бес, заходящийся в неистовом веселье. В воздухе резко запахло серой. Под потолком засверкали фиолетовые молнии. Я сложил пальцы, чтобы перекреститься.
– Не смей!!! Руку оторву!!! – яростно взревел он.
Тем не менее я перекрестился и… проснулся. Часы показывали начало девятого вечера. Логачев уже не спал, а стоял возле электроплитки и заваривал кофе.
– Как отдохнул? – не оборачиваясь, спросил он.
– Отвратительно! – хрипло выдавил я. – Снилось… Нет! Не буду рассказывать! При одном воспоминании в дрожь кидает!.. А ты?!
– Я встал сорок минут назад. Разряд тока, как видишь, не понадобился, – уклонился от прямого ответа Васильич, но по его голосу я понял – сны полковника тоже были не из приятных. С минуту мы оба молчали.
На экране монитора виднелся спящий сном праведника Новицкий, застывшие, как статуи, охранники и устало дремлющий в кресле дежурный врач.
– Полюбуйся на эту рожу! – ткнув пальцем в олигарха, процедил Логачев. – ТАК спать можно либо с кристально чистой совестью, либо при полном отсутствии оной. В данном случае, даже если сведения Барсукова не верны или преувеличены, первый вариант однозначно отпадает.
– Не провоцируй, пожалуйста! – вспомнив недавние кошмары и невольно содрогнувшись, попросил я. – Иначе не сдержусь, пойду к нему в спальню и всажу в гада всю обойму!
– Извини. – Петр Васильевич разлил по чашкам крепкий ароматный кофе. – Давай начнем процесс взбадривания. Спать нам ночью опять не придется…
'Взбадривание' продолжалось вплоть до начала двенадцатого. За это время Вилен Тимурович успел проснуться, снисходительно выслушать бравурный рапорт дворецкого, типа 'В Багдаде все спокойно', слопать легкий, изысканный ужин, получить в вену очередную порцию транквилизатора (на сей раз без принуждения) и снова задрыхнуть, мирно посапывая носом и причмокивая губами.
– Успокоился, урод! – Глаза Логачева гневно сверкнули. – Вообразил, что отныне ему ничего не угрожает. Не иначе наше начальство связалось с дворецким. И-эх! Зря я сообщил 'наверх' об уничтожении последнего 'спящего'. Надо было потянуть резину день, другой, третий. Авось бы сдох со страха!
– И его смерть обязательно приписали бы ФСБ, – добавил я. – Кстати, а когда ты успел доложить?
– Сразу, как проснулся, – неохотно буркнул Васильич. – Мне позвонил Нелюбин, поинтересовался, как дела, ну я и выложил правду-матку. Нет бы похитрить, повилять туда-сюда…
– У тебя бы не получилось, – грустно усмехнулся я. – Ты умеешь врать только врагам. Сам говорил!
Логачев на это ничего не ответил. Лишь громко скрипнул зубами и отвернулся к окну…
В начале первого мы начали собираться в поход за кассетой. Переоделись в темную, немаркую одежду, по укоренившейся привычке спрятали под ней оружие (пистолеты и боевые ножи), взяли карманные фонарики, а Васильич прихватил в придачу небольшие стальные ножницы с остро заточенными лезвиями… (Одна из его воинских специальностей была минер, и именно он собирался обезвредить бомбу. –
До подвала добрались быстро, без приключений. Встретившиеся нам по дороге двое слуг и дежурный в гараже не осмелились задавать вопросов 'суперкрутым, сверхдоверенным'…
