– Антон Петрович, – тихо ответил старик.
– А меня зовут Володя. Расскажите, пожалуйста, что произошло и почему так взъелся на вас сволота Кудряшкин?..
Внимательно выслушав пенсионера и уточнив его домашний адрес, Ермолов сделался мрачнее грозовой тучи.
– Слушайте внимательно, пацаны! – обратился он к сгрудившимся вокруг «косилам». – За дедушку отвечаете головами! Буйных психов на пушечный выстрел не подпускать, дежурить по очереди. Захочет в туалет – проводите. Санитаров же не опасайтесь. Предыдущей смене я мозги вправил, сейчас займусь своей. А вы, дедушка, не расстраивайтесь. Послезавтра, обещаю, вернетесь домой!
– Сынок! – всхлипнул ветеран. – Сыночек! Век буду за тебя Бога молить!
– Ну ладно, ладно! – смутился Владимир. – Мне пора идти...
«Беседа» Ермолова со своей сменой как две капли воды напоминала предыдущую. Владимир давно усвоил – эти тупорылые скоты признают только силу! Завершив «воспитательный процесс», он возложил на санитаров персональную ответственность за здоровье Куницына, пинками выгнал их из дежурки, подошел к телефону и набрал номер Рудакова...
Они встретились неподалеку от клиники в машине Рудакова.
– Та же история, что с тобой! – подробно обрисовав ситуацию, с нескрываемым отвращением подытожил Ермолов. – С одним лишь отличием. Старого контуженого человека Кудряшкину удалось спровоцировать. Похоже, Кадыковы собираются оттяпать комнату деда. Есть же мразь на свете! Не понимаю, как таких земля носит?!
– Надо разобраться с «бородой», – уверенно заявил Вадим.
– Обязательно! – согласился Ермолов. – Но сперва пусть выпустит старика из психушки. Давай-ка навестим господ Кадыковых!
– Адрес знаешь? – спросил Рудаков.
– Да.
– Ну тогда поехали.
Взрычав мотором, черная «девятка» рванулась в темноту...
Супруги Кадыковы, каждый по-своему, коротали вечер.
Людмила, дебелая тридцатилетняя женщина, томно возлежа на диване, таращилась в телевизор, а Николай, устроившись в кресле под торшером, читал книгу известного в кругах гнилой псевдоинтеллигенции писателя Виталия Ерофейкина. Близкие знакомые знали Ерофейкина как спившегося полуимпотента карликового роста, обремененного многочисленными комплексами. Читатели – как косноязычного графомана, с манией величия и претензиями на изысканность. И те и другие были абсолютно правы. Однако с подачи определенных сил[30] Ерофейкина провозгласили «выдающимся», «утонченным», «элитарным» и прочая, прочая, прочая... В результате среди знакомых Кадыкова (тех самых «гнилых псевдо») считалось хорошим тоном порассуждать о его «творчестве» в хвалебных тонах, и Николаю волей-неволей приходилось «кушать» бездарное, бессмысленное чтиво, дабы не прослыть темным неучем. Ничего не поделаешь – имидж интеллектуала требует жертв! Книга называлась «Россиянка-Красотуля». Уныло вздохнув, Кадыков перелистнул страницу, с тоской отметив, что осталось еще ох как много, и в этот момент в дверь позвонили.
– Кто там? – настороженно спросил Николай Андреевич, обозревая лестничную площадку в японский телескопический глазок. На площадке стояли двое крепко сложенных незнакомых парней.
– Санитары из ПНД № 3, – ответил один из них – молодой, но с седыми висками. – Нас прислал Зиновий Михайлович Кудряшкин сообщить новости насчет Куницына.
– Тише, тише! – закудахтал сотрудник газеты «Ныне», торопливо отпирая замок. – Поговорим в квартире (Николаю вовсе не хотелось, чтобы соседи прознали о его грязных делишках). Ну?! – с надеждой выдохнул он, тщательно заперев дверь и проводив гостей в комнату. – Рассказывайте! Умер?! Да?!
Однако «посланцы психиатра» (Ермолов с Рудаковым, как вы, вероятно, догадались) повели себя самым неожиданным образом. Ермолов, выхватив нож, перерезал телефонный провод, притиснул ошеломленного Кадыкова к стене и бросил товарищу:
– Контролируй бабу. Разинет хайло – стреляй!
Рудаков направил на желто-зеленую от ужаса Людмилу дуло пистолета. Слабонервная мадам Кадыкова тут же написала на диван. «Рэкетиры», – трусливо подумал Николай Андреевич.
– Ма-а-амочки! Лишь бы в живых оставили!
– Р-р-рубины в с-секретере! З-з-золото под м-ма-т-трасом. Д-до-ллары в т-тайнике в с-со-седней к- комнате. Не у-б-бивайте! Р-родненькие! – заикаясь, простонал он.
Не вступая в дискуссию, Владимир треснул журналиста «лодочкой[31] справа. Удар пришелся в левое ухо. Лопнула барабанная перепонка, и Николай Андреевич наполовину оглох.
Острое лезвие ножа вплотную прижалось к сонной артерии.
– Пощадите! – прохрипел Кадыков. – Н-не г-губите!
– Пощадить? – задумчиво повторил Владимир. – А с какой, спрашивается, стати?! Дедушку ведь ты не пощадил, на смерть отправил!
– Я каюсь! Каюсь! – захныкал корреспондент газеты «Ныне». – Я искуплю вину! Богом клянусь!
– Не поминай Господа всуе, тем паче своим грязным ртом, – сурово отрезал Владимир. – А хочешь жить, подробно расскажи, как ты упрятал Антона Петровича в дурдом, сколько заплатил Кудряшкину и что именно «борода» тебе обещал. Кстати, говнюк, излагай ровно, спокойно, обстоятельно, не упусти ни малейшей подробности. Предварительно представишься – назовешь имя, отчество, фамилию. Ну, урод моральный, валяй!
