Чечне на стороне мятежников, принял ислам и превратился из Виктора в Юнуса. Собственноручно убил не менее десятка русских пленных. После Хасавюрта след христопродавца надолго затерялся и обнаружился лишь в донесении Эмира. Второй замученный охранник – татарин по национальности. Потому наши мстители и не сочли нужным церемониться. Н-да-а. А теперь, Корсаков, давай обмозгуем этапы предстоящей операции под условным названием «Кровная месть»…
В качестве первого шага мы решили припрятать понадежнее нашего пугливого Эмира и, предварительно предупредив Ваху, объявили его в федеральный розыск. В тот же день по городу расклеили корявые фотороботы Асланова со следующим текстом внизу: «Такой-то такой-то подозревается в покушении на жизнь сотрудника правоохранительных органов. Гражданам, знающим о его местонахождении, звонить по телефонам… Крупное денежное вознаграждение гарантируется».
Таким образом мы:
1. Малость приподнимали Ваху в глазах соплеменников.
2. Давали ему возможность (не вызывая подозрений диаспоры) вовсе не показываться на людях. И отсиживаться в укромном местечке на окраине Н-ска с липовым паспортом в кармане. (Паспорт предоставил, естественно, Рябов.)
Второй этап заключался в создании компромата-подделки. Отправляясь на встречу с Коноваловым, я в придачу к подлинной пленке захватил не только фотографию Шамиля Аюбова, но также трофейную видеокассету. На ней означенный джигит с геройским видом творил разнообразные мерзости: заживо отрезал головы нашим пленным, гнусно лыбясь, мочился на агонизирующие тела, собственноручно вешал какую-то чеченскую женщину «за пособничество оккупантам» и т. д. и т. п. При этом я преследовал сразу две цели: дать Компьютерщику побольше различных ракурсов для улучшения качества работы и пресечь на корню возможную жалость к будущей жертве фальсификации. Не знаю как насчет первого (тут я не особо разбираюсь), но во втором случае кассета пришлась очень кстати!
– Вообще-то я не киношник, видеомонтаж вам делать, – выслушав мою просьбу и просмотрев запись казни (встреча происходила на одной из конспиративных квартир), хмуро проворчал Коновалов. – Оно, конечно, не сложно технически, но… слишком подло все как-то получается! Я понимаю: мятежники гады еще те, вешатель – ваш агент, ценный информатор, однако подставлять под жестокую месть кровников невиновного человека…
– Минуточку, уважаемый Виктор Иванович, – прервал я начавшего распаляться ученого. – Посмотрите сперва один любительский фильм, а потом вместе порассуждаем о подлости, невиновности и прочих вещах…
Как я и предполагал, «фильм» произвел должное впечатление.
– Простите, Дима, старого дурня! – на пятой минуте просмотра раскаялся Компьютерщик. – Интеллигентская муть в голову ударила!!! Да-а-а уж, хорош гусь! – не отрывая негодующих глаз от экрана, сквозь зубы процедил он. – Такого выродка и подставить не грех!
– Сколько вам потребуется времени? – спросил я.
– Позвоните через два дня, – подумав, ответил Коновалов. – Можно бы и побыстрее управиться, но знаете, Дмитрий, у меня появилась занятная идея, касающаяся обработки записи. Я хочу… Впрочем, сами увидите!!!..
2
На третий день после встречи с Коноваловым переделанная пленка была у меня в руках. Она превзошла самые смелые ожидания, являясь подлинным произведением искусства в художественном отношении (об этом чуть позже), и, главное, мы могли не опасаться разоблачения. Ну, может, почти не опасаться. По словам Виктора Ивановича, подделку мог распознать только специалист его уровня. И я крепко сомневался, что нохчи сумеют найти такого специалиста. По крайней мере в ближайшие сто лет…
Получив компромат на Аюбова, я через шефа связался с Эмиром и пригласил его на конспиративную квартиру. Но не на ту, где общался с Коноваловым, а на другую, хорошо знакомую Вахе по августовским событиям. Асланов пришел под покровом ночи, сильно загримированный и выряженный под панка – мятая кожанка, драные джинсы, заклепки, цепи, булавки, ярко-розовая прическа «петушиный гребень».
– Ты бы еще кольцо в нос продел! – не удержался от смеха я. – К чему такие выкрутасы? По нашим фотороботам тебя мать родная не узнает!
Ваха скрипнул зубами и смерил меня злым взглядом.
– А вообще прикид нормальный! – поспешил я разрядить обстановку. – Как говорится, кашу маслом не испортишь. Тем не менее можешь больше не мучиться. С минувшего вечера твои портреты уже не висят на каждом углу. Федеральный розыск официально отменен, типа – «пардон, обознались».
– Почему?! – резко вскинулся Эмир. – Салман-Хаджи и Исрапи до сих пор в городе. С ними два десятка вооруженных нукеров. Они не успокоятся, пока не…
– Помолчи, – перебил я. – Вечно прятаться нельзя. А убирать их бессмысленно. Новые родственники понаедут. Мы поступим проще. Подсунем им другого «кровника» вместо тебя.
– Шутишь, да?! Издеваешься?! – вновь набычился Ваха. – Так они вам и поверят!
– Поверят, куда денутся, – я вставил в видеомагнитофон переделанную кассету и нажал кнопку «play». – Смотри внимательно!
На экране появились крупным планом Лечи, Хамид и… Шамиль Аюбов, надевающий им петли на шеи. На груди у казнимых висели картонные плакаты с надписями «Пособник террористов». На заднем плане высилась все та же живописная гора мусора. Затянув петли, Шамиль громко сказал по-чеченски: «Собакам собачья смерть». (В действительности он не раз произносил эти слова, убивая наших пленных.) Затем спрыгнул на землю, секунд пять постоял неподвижно и вдруг с силой пнул ногой ящики один за другим. Абреки начали корчиться и извиваться в предсмертных конвульсиях, а застывший у виселицы Аюбов злорадно наблюдал за их агонией. Наконец Лечи и Хамид застыли, свесив головы набок.
– Иншалла, – ухмыльнулся в объектив Шамиль (такое, помнится, было при повешении им чеченской женщины), и запись прервалась.
Я покосился на Ваху. Тот неподвижно сидел в кресле, разинув рот. Очевидно, не мог поверить собственным глазам.
– Но как же… как же так?!! – ошеломленно пролепетал он.
– Наука не стоит на месте, – профессорским тоном пояснил я. – При современном развитии компьютерных технологий можно и похлеще фильмец состряпать. Натуральный блокбастер в садистском духе!
Эмир шумно вздохнул, вытер ладонью выступивший на лбу пот и, не спрашивая разрешения, закурил сигарету.
