песок, а героин. Куда ни кинь взгляд – везде он, проклятый!!!
Внезапно передо мной выскакивает из-под земли черт: мохнатый, рогатый, хвостатый, с копытами и со шприцем в когтистых лапах.
– Предлагаю взаимовыгодную сделку! – безапелляционно заявляет он. – Ты прекращаешь нам мешать, начинаешь сотрудничать и получаешь воду. Смотри, какая чистая, прозрачная!!!
Рогатый извлекает из воздуха бутыль, до отказа наполненную живительной влагой, и машет ею у меня перед носом.
– Проваливай, нечисть! – выдавливаю я запекшимся ртом. – Сотрудничать с ВА-А- АМИ?! Ну нет!!! Лучше сдохну от жажды!!!
Морда демона перекашивается в гримасе бешенства. Вода в бутыли превращается в кровь. Налетевший порыв ветра валит меня с ног, лицом в героиновый порошок. Я задыхаюсь, хриплю. Отовсюду несутся сатанинские визг, вой и улюлюканье. Ядовитые змеи жалят мое тело в самых разных местах. На спину усаживается какая-то тварь, вроде здоровенной вороны, и острым клювом методично долбит затылок. Одна из скользких гадин непонятным образом заползает в рот, не спеша спускается вниз по пищеводу и кусает внутренности. Бес с наркоманским шприцем надрывается от хохота.
– Давайте! Давайте! – истошно вопит он. – Кушайте, змеюшки, неверного… неверного… неверного…
Неожиданно поганый сон кончился.
– Неверного еле взяли, – донесся до меня тоненький голосок кастрата с заметным кавказским акцентом. – Слава Аллаху, я захватил с собой трубку со специальными иглами. Иначе бы всех, сволочь, положил!
– Что, Сашка-мудак, убедился теперь, кем является на самом деле твой «преподаватель истории»?! – желчно спросил кто-то.
– Простите, Надир Магометович! – плаксиво заныл знакомый голос Афанасьевского. – Я, право…
– Заткнись, сука! – грубо оборвали господина ректора.
Афанасьевский послушно заткнулся.
Полностью придя в сознание, я вспомнил недавние события, не открывая глаз, осторожно шевельнулся и понял, что лежу на холодном, грязном полу; руки скованы за спиной наручниками, а ноги крепко связаны в щиколотках. Голова разламывалась от боли. Сердце норовило выпрыгнуть из груди. Горло ссохлось. Очень хотелось пить.
– Очухивается неверный!!! – очевидно, заметив мое движение, восторженно взвизгнул евнух- кавказец.
Поняв, что дальше притворяться бессмысленно, я открыл глаза. В мрачном, сыром подвале, помимо меня, находились пятеро: трое боевиков – те, что остались живы после рукопашной у кинотеатра «Саяны», ректор Афанасьевский и некий темноволосый мужчина, похоже, главный в этой компании. Он развалился на стуле у стены. Остальные почтительно стояли. В ближайшем углу подземелья лежали гнусные атрибуты палаческого ремесла, в том числе большая (полтора на полтора метра) жаровня, доверху наполненная раскаленными углями. «Намечается допрос с пристрастием, – устало подумал я. – Ну давайте, скоты, мучайте, рвите на куски. Все равно ничего не добьетесь!»
– Прикажете начинать, Надир Магометович?! – обратился к главному кавказский кастрат (тот самый, который ухитрился попасть в меня отравленной иглой).
Надир Магометович царственно кивнул. Евнух направился в угол, взял увесистые железные клещи, тщательно нагрел их над жаровней и, сладострастно улыбаясь, приблизился ко мне.
– Сейчас ты будешь умолять о смерти, русская свинья, а я от души понаслаждаюсь твоими воплями! – облизываясь, пропищал садист и наклонился, намереваясь приступить к пытке. Подтянув связанные ноги к животу, я из последних сил врезал подонку обеими пятками в область диафрагмы. Евнух отлетел назад, угодив спиной прямехонько в жаровню, но… даже не вскрикнул, не шевельнулся. Видимо, удар сразил его наповал. В следующий момент на мою голову обрушилась резиновая дубинка, и я впал в полуобморочное состояние…
Надир Магометович Хабибулин был вне себя от бешенства. Рот таджика выплескивал матерную ругань. Лицо налилось темной дурной кровью. Глаза пучились, вылезали из орбит. Казалось, наркодельца вот-вот хватит инсульт. Однако на сей раз обошлось.
– Да снимите вы, ослы безмозглые, труп с углей!!! – малость опомнившись, заорал он. – Тут дышать нечем!!! А фээсбэшника – на дыбу!!! Им я лично займусь!!!
Двое уцелевших боевиков при помощи пепельно-серого со страху Афанасьевского поспешно извлекли из жаровни тлеющего Хойхороева, залили пеной из огнетушителя. Потом без промедления взялись за полубесчувственного Воронцова. Павла Андреевича раздели до пояса, подтащили к облезлому турнику (лет пять назад в подвале располагалась молодежная «качалка»), привязали к цепочке наручников один конец длинной, прочной веревки, перебросили ее через турник и сильно потянули за другой конец. Тело Воронцова медленно поднялось вверх. Руки неестественно вывернулись в плечевых суставах. Тем не менее полковник не издал ни звука. Лишь до крови закусил губу.
– Ишь ты, упорный какой попался! – не сумев скрыть изумления, сказал Хабибулин. – Но ничего! Сломаешься! – быстро обретя привычную спесь, убежденно заверил он. – В моих руках и не такие орлы соловьями пели…
– Дар-р-рмоеды!!! – рычал на сконфуженных подчиненных генерал-лейтенант ФСБ Федор Федотович Верещагин. Обычно сдержанный, вежливый, генерал в настоящее время напоминал огромного, разъяренного хищника. У далеко не робких подчиненных по коже бегали мурашки. – Я кому русским языком говорил – не упускать Воронцова из поля зрения, а вы?!!! – тут в глазах Федора Федотовича полыхнула молния. Стоящие перед ним трое офицеров виновато потупились.
– Внезапно мотор у машины заглох, – не поднимая глаз, пробормотал капитан ФСБ Андрей Румянцев. – А когда наконец завелся и мы подъехали – все закончилось. На месте обнаружили семь трупов, следы от
