это был город солнца, олицетворявший собой четвертый элемент – огонь, город, где вечно юное небесное светило вставало во славе над горизонтом между двух холмов.
На каждой остановке жрецы, совершавшие ритуал, сходили на берег и снимали покрывала с соответствующих статуэток артефактов. На озаренном солнцем берегу оставляли подношения. Наконец, лодки причаливали у пристани заупокойного храма. Жрецы заупокойного храма ожидали прибытия мумии и всех сопровождающих в тени зала, где «Божественный отец», Эйэ, должен был совершить первый акт своего краткого правления в качестве фараона.
На рассвете молодая вдова, наследница трона, официально назвала его своим соправителем, и это решение Анхесенамон остановило, по крайней мере на какое-то время, другого претендента, поддерживаемого армией и жрецами Амона. Эйэ, сменившему царя-ребенка, дедушкой которого он, возможно, был, теперь предстояло совершить то, что совершает обычно сын для своего отца, как сделал это Гор после смерти Осириса, а именно исполнить церемонию «отверзания уст и очей», или, другими словами, возвращения мумии всех ее чувств. Многочисленные подготовительные обряды совершались над статуями умершего царя; каждому жрецу святилища была отведена определенная роль. Вся церемония длилась полных четыре дня, и в конце ее появился новый царь Эйэ в облачении жреца, в шкуре леопарда, символизировавшей его предназначение искоренителя зла, и синей кожаной короне хепреш, готовый исполнить свою обязанность. Мумии подносили переднюю ногу и сердце только что принесенного в жертву буйвола. Эйэ брал большой нож и, совершив последние магические пассы, прикасался к губам и глазам мумии, чтобы открыть их навеки.
На следующий день, на рассвете, процессия вновь отправлялась в путь, на этот раз двигаясь в направлении некрополя. Плакальщицы опять принимались громко рыдать, а мужчины несли длинные стебли папируса, символ царства Хатхор, куда предстояло отправиться Тутанхамону. Рыжих буйволов уже не было; теперь «Девять друзей» и два царских писца – юга и севера – тянули канаты, привязанные к похоронным дрогам, за которыми следовали высокие сановники. В некрополе танцовщицы, наряженные, подобно древним духам Буто, в короткие набедренные повязки и высокие головные уборы из тростника, появлялись из будки, повторявшей форму древнего северного святилища, и исполняли ритуальный танец, двигаясь навстречу процессии. Тутанхамона, таким образом, приветствовала земля, в которую он вскоре будет положен и которая в соответствии с представлениями древних поможет ему заново создать свое тело.
В гробнице, которую едва успели закончить, росписи еще не просохли на трех стенах погребальной камеры. Четвертую стену можно было возводить и расписывать только после того, как содержимое похоронных дрог, которые оказались слишком велики для такого помещения, будет перенесено и расставлено вокруг саркофага. Саркофаг делали в спешном порядке, и его крышка была высечена не из прекрасного плотного песчаника, а из окрашенного в тон гранита.
Пока жрецы в гробнице раскладывали и расставляли все вещи на положенные места, ответственные за «ожерелья погребальной процессии» извлекали из сундуков великолепные длинные цепи, которые предстояло надеть на шею царя. К этому моменту мумию сняли с дрог и с величайшей осторожностью поставили в вертикальном положении у входа в гробницу на свеженасыпанный слой мелкого песка. Было совершено обливание водой в честь великих богов мифа об Осирисе. Затем на мумию надели «корону оправдания» из оливковых листьев, лепестков голубого лотоса и васильков, и царь Эйэ подтвердил отверзение уст с помощью ритуальных жестов, держа в руке оружие. Каждое его движение сопровождалось произнесением формул из «Книги мертвых». После всех этих церемоний мумия Тутанхамона, утопавшая в огромных и искусно составленных букетах цветов, уже могла сбросить узы смерти, лишь на время сковавшие его тело и душу. Она воскресала, поскольку Эйэ, исполняя роль верховного жреца, вернул сбежавшую аниму (или душу) телу, которое отныне будет спокойно шествовать по дороге к бессмертию.
Когда пришло время положить мумию в саркофаг, женщины царской семьи, отделившись от профессиональных плакальщиц, устремились к телу и припали к его ногам. Анхесенамон так крепко обняла тело, что дорожная пыль, которой она посыпала себя, попала на кожух. Тей, жена нового царя и бывшая «кормилица» Нефертити, Мутнеджмет, сестра Нефертити и тетя Анхесенамон, а также оставшиеся в живых дочери Эхнатона принялись голосить, выражая обыкновенное человеческое горе и нарушая атмосферу величественного смирения. Одновременно были разбиты сосуды из красной глины.
На это придворные дамы, скорбя и плача, отвечали:
Когда мумию внесли в гробницу, Анхесенамон не оставила ее; она в сопровождении нескольких жрецов и двух самых преданных друзей царя, Нахтмина и Майя, вошла вслед за Эйэ внутрь. Вдова следовала за бренными останками царя вместе со своими сестрами, Меритатон возложила палетку из слоновой кости к подножию статуи Анубиса, и Нефернеферуре, которая прибавила ко всем сокровищам инкрустированную коробочку, на крышке которой помещался ее собственный портрет из цветной эмали. Большая часть мужчин покинула гробницу, разложив все требуемые предметы в восточной камере. В «прихожей» (южной комнате) рабочие поспешно собирали золоченые усыпальницы золотой камеры (или западной камеры). Мумия уже была положена в изумительный по красоте саркофаг из чистого золота. Перед тем как закрыть его крышкой, тело еще раз умастили мазями, на шею возложили венок из свежих цветов и листьев для приготовления к пиру вечности, к которому погребальный эскорт, завершив все церемонии, также присоединится.
Тяжелый саркофаг помещался во второй, деревянный и инкрустированный золотом саркофаг, и тот, в свою очередь, оборачивали тонкой льняной материей, при этом грудь умершего фараона украшали гирляндой из оливковых и ивовых листьев с цветками голубого лотоса и василька. «Корона оправдания» возлагалась на материю поверх священной змеи и коршуна царского головного убора. Наконец, третий позолоченный capкофаг принимал драгоценную ношу, после чего он закрывался, и новая «корона оправдания» надевалась поверх изображений священных животных. В заключение все это заворачивали еще в несколько слоев льняной материи. Все исключительно тяжелое сооружение помещали в золотую комнату. Углы саркофага из красного песчаника украшали статуэтки крылатых богинь: Исиды – на северо- западе; Нефтиды – на юго-западе; Нейт – на северо-востоке и Серкет – на юго-востоке. У южного края саркофага стоял высокий столп джет, символ Осириса, раскрашенный яркими красками.
Последние погребальные обряды проводились относительно быстро, и только несколько жрецов и Май, начальник работ, остались проследить за установкой гранитной крышки. Несомненно, из-за ограниченности пространства это оказалось трудным делом; во-первых, последний, деревянный саркофаг пришлось укоротить, так как иначе крышка не закрывалась, а когда плотники сделали свою работу, крышка упала и разбилась пополам. Трещину замазали и выкрасили под цвет песчаника.
Тем временем один из сановников вынимал из ящика, на котором иератическим письмом было помечено, что он содержит «печати погребальной процессии» (этот ящик археологи обнаружили в «прихожей»), те самые печати, которыми и помечал глиняные шарики, приготовленные его помощниками. Также опечатывались все сундуки из черного дерева и ларцы с украшениями, которые были выставлены на всеобщее обозрение во время мистического паломничества и шествия. Затем закрывали большой сундук, содержащий канопы, и маленькие саркофаги с двумя зародышами. Обряд очищения был совершен над ними у входа в гробницу.
Когда установили последнюю панель внешней позолоченной усыпальницы, можно было расставить все оставшиеся предметы по своим местам. Жрец закрывал двери четырех усыпальниц, одну за другой, и запечатывал их, после чего каменщики начали возводить стену из кирпича, которая отделила золотую комнату от прихожей. На следующий день кладка затвердела, и на этой, южной стене были помещены изображения богов. Оставался только небольшой проход, который впоследствии также был заделан, как и
