магазины мы заходим с каждым. Продуктовые магазины — вот это сказка! Они чаруют и опьяняют меня. Представьте себе, что вы заходите туда и утыкаетесь носом в овощи, зелень, цветы и фрукты, разложенные на прилавке. Лавочник всегда был любезен со мной, поэтому однажды я набрался смелости и съел морковку. Все очень смеялись, и после этого меня каждый раз ожидала свежая морковка; я быстро сгрызал ее, стараясь всем своим видом показать, что ничего лучше в своей жизни не ел. Люди должны знать, что вам нравится, а что нет, если им известны ваши вкусы, то общение становится более приятным. Но однажды меня не пустили в мою любимую лавку, потому что вышел закон, запрещающий собакам совать свой нос в овощи (как это обычно делал я). Я не возражаю против элементарных правил гигиены, но только чем мой нос хуже носа дамы, которая обнюхивает клубнику или дыни и запускает свои пальцы в салат? Чтобы сгладить неприятное впечатление, продавцы вбили у дверей гвоздь для моего поводка. Оставаясь за дверью, я не скучал: я дружил со всеми завсегдатаями магазина, и они частенько останавливались поговорить со мной. Среди них были очень симпатичный пожилой американец и одна толстая дама. Остановившись на углу, чтобы поболтать с приятельницей, она часами загораживала собой тротуар. Каждый из них баловал меня то морковкой, то мясом, то сыром. Однажды, дожидаясь хозяйку у дверей кондитерской, я замахал хвостом при виде маленького мальчика. Он погладил меня, а в этот момент мой пушистый мягкий хвост задел по лицу его приятеля, который стоял сзади. От восторга тот завопил: «Скорей иди сюда, смотри какая метелка!», и они оба долго хохотали, усевшись около меня, а я продолжал махать хвостом, потому что эта игра мне самому ужасно нравилась.
Мясной магазин, где продают конину, — место необыкновенное. На витрине красуются громадные лошадиные головы. Мясник стоит за высоким прилавком; здесь мало мяса, но много запахов. Когда утром со мной выходит Вивиан, мы всегда проходим мимо этого чудесного заведения. Вивиан останавливается возле него только ради меня: она никогда ничего здесь не покупает. Зато я встречаю там своих друзей. Однажды вечером все семейство мясника остановилось на улице, чтобы поприветствовать меня. Вивиан весьма удивилась: она еще не знала, насколько обширны мои связи. Я помахивал хвостом в знак приветствия. Мясник спросил: «Ведь это сеттер с улицы Барбе де Жуй?» Так я узнал свой адрес.
С Вивиан мы заходили в булочную, теплый и вкусно пахнущий сладостями магазин. Она ненадолго исчезала внутри, а я терпеливо ждал за дверью, поскольку тут мне полагался кусок свежего хлеба. Правда, еще мне полагался большой кусок бумаги, на котором что-то напечатано; он отвратительно пахнет и называется газетой. Меня хотели заставить нести его в зубах; наверное, для людей это слишком тяжело, и поэтому нужна моя помощь. Но я намочил слюнями мерзкую бумажку, и меня больше никогда к этому не принуждали. Я предпочел бы нести хлеб, но этого-то мне и не предлагали.
Возвращаясь домой, мы всегда останавливаемся у окошка консьержки. Я давно вычислил, в каком ящике стенного шкафа она прячет сахар; каждое утро она угощает меня им, приговаривая: «Глупышка!». Вернувшись домой, я блуждаю по дому, всячески избегая встречи с пылесосом, к которому испытываю тайную неприязнь. Наконец, устраиваюсь у окна кабинета, чтобы подышать ароматом зеленой листвы. Я терпеливо жду Ее выхода. Представьте себе, что однажды Она — Она, которая меня очень любит, — забыла меня дома (боюсь подумать, что Она сделала это намеренно). С тех пор я сторожу в Ее комнате, куда перед выходом Она всегда забегает за платьем или пальто. Едва дверь приоткрывается, я ловко проскальзываю между Ее ног. Это, конечно, не очень-то любезно с моей стороны, но у всех членов семейства крепкие ноги, и они легко выдерживают мои подножки. Такой спектакль я обычно разыгрываю, когда Она заявляет: «Ты остаешься дома», и всякий раз Ей приходится уступить. Я понимаю, что причин не брать меня с собой у Нее бывает достаточно — например, идет дождь, а у меня, как известно, нет зонтика, и я могу намокнуть, или, допустим, Она очень спешит. Но надо считаться и с моими желаниями.
ПЕРВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ
Прошло немного времени, и я подрос. Теперь я умею ходить на поводке; это и впрямь очень удобный способ объяснить собаке, чего от нее хотят, — что-то вроде собачьей азбуки Морзе. Один пудель — его привязали рядом со мной возле колбасной — с седыми волосками (это вызывает у меня уважение) объяснял мне, что если ты чувствуешь, что ошейник вот-вот тебя задушит, то остановись и посмотри на хозяина, пытаясь угадать его намерения. Если ты не чувствуешь натяжения поводка, то можно мчаться без оглядки. Однажды моя хозяйка что-то уронила, и я решил, что Она со мной играет. Я поднял этот предмет, и тотчас все воскликнули: «Какая прелесть, он принес Вашу перчатку!» От испуга я разжал зубы, и Она взяла перчатку. Все вокруг говорили, что я сделал это специально. Вот так и сочиняются небылицы.
В начале своей жизни у этих добрых людей я совершил два путешествия: маленькое и большое. Что касается первого, то я провел его на руках у Жакот. Вы не знаете Жакот, вот кому следовало родиться собакой! Она понимает собак и любит их. Ей в отличие от остальных сразу стало ясно, что меня вот-вот стошнит. Как только автобус подпрыгнул на первом ухабе, она быстро попросила газету у сидящего сзади мужчины, а этот глупец все тянул время, стараясь завязать разговор: «Вам, девушка, политические или культурные новости?» и т. д. Мы тогда ехали в Торсей, в загородный дом, который мне пришлось охранять. Миссия моя оказалась необыкновенно забавной: я должен был лаять, как только во дворе появится незнакомец. Иногда я ошибался или делал вид, что ошибаюсь, чтобы меня погладили со словами: «Ну вот, ты меня уже не узнаешь». Это я-то не узнаю! У собак память не то что у людей.
Большое путешествие, в которое я отправился сразу после своего появления в семье, произошло после Рождества. Все праздники я болел какой-то собачьей болезнью. Многие собаки от нее умирают; мне повезло, и я выкарабкался. Мое здоровье шло на поправку, и ветеринар посоветовал, что лучше забрать меня из больницы, потому что там я буду чувствовать себя несчастным, а это вряд ли поможет моему выздоровлению. И мы поехали в От-Луар. Я был худой, как скелет. Мне все еще делали уколы; никогда не забуду звука, предшествующего этой процедуре. Она приходила на кухню, ставила на огонь кастрюлю. Вместо приятного запаха готовящейся еды раздавалось легкое интригующее позвякивание. В первый раз я подошел без опаски, не подозревая о том, что меня ждет. Мне дали круглый сухарик (я их обожаю), и вдруг я почувствовал, что Она сжимает пальцами кожу на моей шее и вонзает в нее твердую иглу. Тогда я не успел возмутиться, потому что несколько нежных голосов ворковали мне на ухо, уговаривая не волноваться. Нет, этот звук мне никогда не забыть. В следующий раз я уже спрятался под стол, но напрасно: меня все равно изловили. Потом это превратилось в своеобразную игру. Хочешь не хочешь, а уколы были необходимы, и пришлось их терпеть, но я каждый раз сопротивлялся и уступал, соглашаясь на сухарик. Во- первых, я их люблю, а во-вторых, мне кажется, людям необходимо соблюдать во всем определенный ритуал. Они считают, что один жест не имеет смысла без другого, и я уже привык ко всем этим церемониям, они помогают нам общаться.
Большое путешествие было очень занимательным. Я сидел позади, в деревянном кузове, обклеенном газетами.
По обе стороны от меня устроились наш Мальчик и его друг — высокий, худой и очень добрый. Время от времени машина останавливалась, и я выходил на дорогу, чтобы поразмять лапы. В первый раз я без оглядки бросился скакать по полям, но их ужас был так велик, что мне пришлось вернуться. Среди дня мы сделали остановку в доме, где было много собак и еще бродила какая-то зверушка поменьше, на четырех лапах, с длинным хвостом, круглой головой и короткой гладкой шерстью. Я доверчиво приблизился к этому существу, а оно потянулось, выставив передние лапы, а потом выгнуло спину и вздыбило шерсть. Я принял это за игру, сделал то же самое, но тотчас отпрыгнул, потому что Кот — с тех пор я хорошо помню это имя — зашипел, оскалил зубы и выпустил когти, стараясь нанести мне удар. Затем он ушел, торжественный и черный, а его пушистый хвост, плавно покачиваясь, проследовал за ним. У него был приятель из псов, тоже весь черный и при этом совершенно кудрявый. Они всегда действовали сообща. Например, Кот прыгал на дверную ручку, собака толкала мордой дверь, дверь открывалась, и они благополучно проходили туда, куда им было нужно. С этого дня я понял еще две истины: для взаимопонимания и взаимопомощи очень важно быть одного цвета со своим четвероногим другом. Не имея такого в своем доме, я решил сам научиться открывать двери и сделал это довольно быстро к великому восторгу моего семейства.
