еще что за дела? Недаром же родители взяли меня с собой: им не удалось отыскать его в толпе, но я-то здесь на что?
Наконец, от одной группы отделилась пара знакомых ног, и я узнал его. Я подпрыгнул от счастья и ждал от него того же. Почему он не решался показать свою радость перед другими? Я часто замечал, что люди в обществе ведут себя по-другому, чем наедине. Мы сели в машину и поехали. В машине он, наконец, дал волю своим чувствам, и я узнал в нем прежнего Мальчика. Объятиям и поцелуям не было конца. Он объяснил мне, что дом, окруженный большим садом, — это школа, ставшая для него вторым домом. Он живет там с такими же ребятами, как он сам. Я подумал о том, как был счастлив когда-то рядом с братьями и сестрами. Мне, как никому, было понятно, почему он говорит об этом с такой радостью. Но есть еще и горечь расставаний. Не возьмешь же с собой в школу семью и собаку. Школа — это совершенно другой мир, в котором мальчики собираются группами и разговаривают только со своими, совершенно не замечая посторонних. Что-то вроде клуба, куда вхожи только посвященные. Если бы меня здесь оставили, я напоминал бы ему о доме. Но как одиноко было бы тогда родителям! Я не могу их бросить, потому что, когда Мальчика с ними нет, я частично заменяю им его.
Нелегкая у меня судьба: всего один год живу на свете, и уже столько проблем. Хорошо хотя бы, что ответственность за все лежит не на мне, а на других. Я всего лишь подчиняюсь, стараясь выполнять то, чего от меня ждут. В тот день мы пережили много счастливых моментов. Мальчик рассказывал о том, чем они занимаются в школе, как отдыхают, и особенно много о своих новых друзьях. Вы представляете, дети там живут в комнатах по трое, значит, у них всегда есть с кем поговорить. Это намного веселей, чем в одиночестве сидеть дома, — уж я-то знаю. Мне многое пришлось испытать, и поэтому я, хотя мне всего один год, намного мудрее, чем он в свои пятнадцать лет.
Я не знал только, что разлука наша продлится больше года и что воскресные свидания будут время от времени повторяться. Иногда Мальчик не мог уехать с нами, и тогда мы просто гуляли с ним в большом парке. Мне никогда не приходило в голову, что школа может чем-то напоминать тюрьму, потому что в отличие от тюрьмы двери ее всегда были открыты. Но однажды я услышал, как кто-то из ребят сказал; «Это настоящая западня. Через дверь не пройдешь — сразу заметят. Но сбежать можно, самое главное — перебраться ночью через брешь в стене. Тогда можно пойти в деревню попить кофе. Это запрещено, поэтому приходится подвергать себя большой опасности. Знаете, как интересно! И потом, в деревне кофе намного лучше». Я ничего не понимал. Зачем усложнять себе жизнь? Мне стало казаться, что Мальчик сильно изменился. Он часто говорил об очень серьезных вещах, например стоит ли лечить преступников или лучше сразу их убивать, или об опасных последствиях хождения по газонам (за это могли исключить из школы, и ученики рисковали потерять целый год). Я присутствовал при всех этих разговорах, часто засыпая на середине, и тогда мне снились газоны — запретные, но такие манящие. И все же поведение этих мальчиков мне до сих пор непонятно. Я знаю только одно: если я совершаю какую-нибудь глупость, мне тут же об этом сообщают. Если я ее повторяю, то добровольно нарываюсь на неприятности. Газоны я и сам люблю, они — моя единственная отрада и моя слабость, и тем не менее я понимаю, что, если бы все люди и собаки ходили по траве и мяли ее, она не была бы такой красивой. Но меня удивляет вот что: неужели школьная трава обладает такой ценностью, что может стать причиной немедленного исключения? В школе жил какой-то господин «Директор»; окна его кабинета как раз выходили во двор. Так вот мальчики называли его ослом, который любит попастись на этом газоне, и поэтому других туда не пускает. Ох, уж эта молодежь, вечно бы им над всеми подшучивать! Но иногда они серьезно обсуждали этот вопрос. Оказывается, потеря одного года грозит тем, что сразу после школы они не смогут продолжить учебу: всех мальчиков этого возраста ожидает служба в армии, хотят они этого или не хотят. Мне стали сниться кошмарные сны. В этих снах я бродил возле памятника солдату, стоящего на деревенской площади, и пытался разглядеть его лицо. И вдруг я понял, что у него лицо нашего Мальчика. Лучше бы мне приснилось, что он под звуки оркестра марширует среди красивых и отважных офицеров, которых я однажды в праздничный день видел на Елисейских полях. Но на самом деле они все надеются по возможности продлить беззаботную студенческую жизнь, в которой нет ничего, кроме учебы, спорта и полночных бесед на отвлеченные темы.
Воскресным вечером, после того как мы отвозили его в школу и оставались втроем, в нашем доме снова воцарялась тишина. Иногда мы ездили в лес, и я бегал, чтобы хоть как-то отвлечь их от тоскливых мыслей. Потом они отвозили меня домой и оставляли одного на кухне, а сами отправлялись в город. Я не винил их в том, что меня не брали с собой. Они могли и не догадываться, что, дожидаясь их возвращения, один в пустом доме, я неподвижно лежал на своей подстилке, терзаемый самыми мрачными мыслями. Легче было бы часами ждать в машине возле театра или ресторана, смотреть на прохожих и знать, что вот-вот двери откроются, они выйдут, и мы вместе поедем домой. Однажды они об этом все-таки догадались.
ШАТОФОР И ЛЕССУР
Если и существует на свете земной рай, милый собачьему сердцу, так это Шатофор. Прелестный уголок недалеко от Парижа. Я с первого взгляда почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Там, вдали от городского чада, царили запахи, знакомые мне с детства, — те же, что и на даче, куда мы ездили по воскресеньям. Кроме того, в поместье было много животных, в особенности собак, и это придавало ему еще большую прелесть.
К нам вышли хозяева дома. Все были хорошо знакомы и поэтому расцеловались. Меня почему-то целовать не стали, зато измерили взглядом: «Худоват. Ну ничего, здешний воздух пойдет ему на пользу. Вы его надолго оставляете?» Я с ужасом прислушивался к разговору и смотрел на них во все глаза. В чем дело, я ведь не болен! К тому же, если пес заболевает, его отводят к специальному доктору. Я бывал у такого доктора. Мне делали уколы. Но этот дом вовсе не похож на больницу! Я был обеспокоен, но не слишком: симпатичные хозяева дома, которые без труда угадывали все мои желания, быстро завоевали мое расположение. Из их разговора я понял, что мое семейство собралось отправиться в путешествие и решило не оставлять меня дома, а доверить друзьям. Видимо, в доме снова затевался ремонт, и меня хотели удалить от банок с краской. Хорошо, я согласен остаться. Вернее, я останусь, если меня не будут заставлять проделывать те же фокусы, что в доме господина Лессура, куда меня отдавали учиться. Это было что-то вроде школы. Там меня заставляли работать. Я должен рассказать вам все, чтобы вы уловили разницу между Шатофором и местом, название которого мне бы очень хотелось забыть. Итак, прибыв туда, вы сразу утыкались носом в ограду, по которой, чтобы узники не могли сбежать, был пропущен электрический ток. Вы звонили в дверь, ждали, пока не зажжется зеленый огонек. После этого разрешалось входить. Меня долго осматривали, заполняли какие-то бумаги, подробно расспрашивали Ее обо мне, а затем сказали, что, мол, не волнуйтесь, ему будет у нас хорошо, и отпустили Ее домой одну. Я был еще очень молод — по-моему, мне было около девяти месяцев. Бокс, как они это называли, и тюрьма, как называл это я, закрыл за мной свои двери. Я оказался в маленьком-премаленьком дворике, пахнущем лекарствами. Посреди него одиноко стояла моя будка. Со всех сторон к решеткам подошли друзья — собаки. Я поспешил к ним, чтобы обо всем расспросить. Чего от меня хотят? Зачем меня заключили сюда? Я был уверен, что рано или поздно меня заберут домой: они уже несколько раз оставляли меня у знакомых и каждый раз возвращались за мной. Собаки объяснили мне, что живется им не так уж плохо, тем более что одновременно они получают очень нужные знания. За мной тоже скоро должен прийти человек, который начнет очень громко шуметь. Это для того, чтобы я привык к шуму и не подскакивал до потолка от каждого звука. Еще он будет учить меня сидеть и не шевелиться до тех пор, пока он не разрешит встать. Из их рассказа я узнал также, что будки содержались в чистоте и что кормили вполне сносно. Они посоветовали мне понаблюдать за другими животными, чтобы скоротать время. Действительно, там было на что посмотреть. В одной из клеток, вдали от всех, сидело громадное животное, походка которого напоминала кошачью. Люди приближались к нему с большими предосторожностями и обучали его всяким сложным штукам. Я с восхищением узнал, что это был наш царь зверей — лев. Он должен был уметь забираться на скалы и бросаться на врага, защищая человека, который, видимо, был членом его семьи. Еще его учили заходить в комнату, ложиться возле постели этого человека и никого не пускать в комнату. В один прекрасный день он так «хорошо» не пустил, что пришлось набросить на него большую сеть, чтобы он не разорвал вошедшего в клочья. Оказывается, он
