– Лилиан тебе рассказала? Какая же она все-таки глупая и злая. Никак не успокоится! Всю жизнь испытывала болезненную страсть смаковать чужие несчастья.
Кэтрин окончательно убедилась, что старая тетка сказала ей правду.
– По-моему, причина здесь другая. Она мечтала, что Пруденс выйдет замуж за Оливера Уинстона, и делала все, чтобы добиться желанной цели. Но откуда-то ей стало известно, что мы с Оливером любим друг друга. – Кэтрин исподлобья посмотрела на отца, но не заметила на его лице удивления. – Я собиралась сказать тебе об этом потом, после конференции, – торопливо добавила она.
– Я рад за вас, – тихо произнес Льюис, и лицо его осветилось загадочной полуулыбкой. – Но что тебя тревожит? – спросил он, увидев, что брови Кэтрин сведены, как она делала всегда, когда сталкивалась с трудностями.
– Мне тревожно, потому что я не представляю, чем может закончиться активная деятельность твоей кузины. Если Оливеру неизвестно о той роли, которую сыграла моя мать в несчастьях, обрушившихся на его семью, то Лилиан Уорнер способна об этом позаботиться. И что тогда?.. – Кэтрин говорила с лихорадочной торопливостью и, не закончив последней фразы, замолкла, уставившись блестящими глазами в пространство.
Льюис провел ладонью по пышным светлым волосам дочери.
– Успокойся, Кей. У тебя нет причин для тревоги, – попытался он успокоить ее.
– Ты не понимаешь. Вернее, не знаешь, что в марте Оливер попал в автокатастрофу. У него было сильное сотрясение мозга и как следствие частичная амнезия. Я не сообщала тебе об этом, не хотела волновать. Пойми, я не знаю, как эта новость отразится на состоянии здоровья Оливера. Прошло слишком мало времени с того дня, как у него восстановилась память.
– Поверь мне, Кей, все будет хорошо. Что бы Лилиан ни рассказала Оливеру о твоей матери, новостью для него это не будет.
Кэтрин вопросительно посмотрела на отца.
– Почему ты так уверенно говоришь?
– Потому что я сам рассказал ему о причинах трагедии его отца, подпавшего под власть страсти к Ванессе. – Он вздохнул. – Повинился перед ним, что не смог предотвратить несчастье. Оливеру тогда исполнилось восемнадцать лет. Ему было тяжело слушать меня, но я обязан был рассказать ему всю правду. Растрату Грегори я частично возместил, продав драгоценности Ванессы, в том числе и те, которые дарил ей отец Оливера. Она всю жизнь была помешана на бриллиантах.
– Каким же чудовищем была моя мать?! – вырвалось у Кэтрин. Лицо ее искривилось страдальческой гримасой, она ненавидела женщину, которую ей полагается любить и почитать, женщину, которая подарила ей жизнь.
– Она была больна, – тихо сказал Льюис. – Только слишком поздно я догадался об этом.
– Ванесса была больна? – переспросила Кэтрин с изумлением.
– Да. После заключения психиатра мне пришлось отправить ее в специальную закрытую клинику в Швейцарии. Последней каплей стал тот эпизод возле оранжереи, свидетелем которого ты стала в одиннадцать лет: В тот день у тебя началась нервная горячка. Надо было спасать в первую очередь тебя. Поэтому я отправил Ванессу подальше от дома. Другого выхода у меня не было. – Льюис опустил голову. – Больше десяти лет я мучился чувством вины за то, что заточил Ванессу фактически в тюрьму. Комфортабельную, но тюрьму. Возможно, она и заслужила такое наказание, но мне от этого было не легче.
– Ее лечили в швейцарской клинике? – спросила Кэтрин, и тут ее осенило: – Ванесса до сих пор находится там?
– Уже нет, – убийственно ровным тоном произнес Льюис и замолчал.
Кэтрин ждала продолжения, руки ее похолодели от ужасного предчувствия.
– Ее не только лечили там, ее удалось вылечить, о чем мне сообщил главный врач клиники. Случай, по его словам, невероятный. Считалось, что болезнь, которой страдала Ванесса, неизлечима.
– Тогда почему же она?..
– Не вернулась домой? – договорил за нее отец.
– Да.
– Ванесса отказалась вернуться. Возможно, боялась, что за годы, проведенные в клинике, красота ее поблекла. Трудно сказать, о чем она думала, когда решила остаться в Швейцарии, где я купил ей небольшой дом. Спустя месяц она прислала письмо, в котором просила у меня прощения за причиненное зло. – Он помолчал. – В конце прошлого года она скончалась от сердечной недостаточности, которую скрывала от врачей, мужественно перенося приступы боли. Мне кажется, она просто больше не хотела жить.
– А где ее похоронили? – спросила Кэтрин, чувствуя, как глубокая печаль овладевает ее сердцем.
– Там же, в Швейцарии. Я был еще не в состоянии поехать за ее урной. Но с момента ее смерти началось мое выздоровление. Словно с меня сняли заклятие.
Кэтрин опустилась на колени рядом с креслом отца и обняла его колени.
– Папка, бедный мой папка! Сколько же тебе пришлось страдать! – Кэтрин заплакала. Она оплакивала не только страдания отца, в этот момент она вспоминала и свое детство, лишенное материнской ласки, и несчастья семьи Оливера, и смерть Ванессы. Когда слезы иссякли, в душе ее родилось глубокое сострадание к трагической судьбе невыразимо красивой женщины.
10
На второй день конференции снова были доклады участников, и снова Кэтрин оказалась в центре внимания, потому что на этом заседании обязанности председателя поручили ей. Глядя в зал, она заметила рядом с Сержем Лонге свою кузину Пруденс. Между выступлениями докладчиков они переговаривались. Когда же они успели познакомиться? – удивилась Кэтрин. Встретившись взглядом со смеющимися глазами отца, она догадалась, что знакомству с Пруденс Лонге обязан именно Льюису. Она забыла об этой паре, когда выступал голландец, невропатолог по специальности, увлекшийся ароматерапией. Конечно, о том, что при лечении депрессии помогают запахи бергамота, лимона или можжевельника, ей было известно и раньше. Новостью для нее стало утверждение голландского ученого, что запахами лаванды, аниса и сандала можно лечить повышенную возбудимость.
– А при бессоннице что нужно понюхать? – спросили из зала, когда голландец закончил свое выступление.
– Лучше всего жасмин, лилию, ладан. Главное, не переусердствовать. Ароматы цветов могут быть не менее опасными, чем снотворные таблетки.
После ланча все желающие отправились на экскурсию по оранжереям и цветочным полям поместья Норманов. Кэтрин обратила внимание, что Серж с Пруденс сразу оказались в хвосте группы, и не удержалась от улыбки. Уж очень забавно выглядела со стороны эта пара: высокий худой француз и пухленькая миниатюрная Пруденс. Рыжая голова Сержа вспыхивала на солнце как огненное пламя, светлые волосы Пруденс отливали золотым блеском. Кто знает, подумала Кэтрин, когда их фигуры исчезли за деревьями, быть может, Пруденс обретет наконец долгожданного мужа? И соединятся две неприкаянные души…
– Признавайся, это твоя идея? – спросила Кэтрин у отца, после того как поделилась с ним своими наблюдениями.
Войдя к нему в кабинет, она обратила внимание, что на выдвинутой доске секретера перед ним разложены стопки каких-то бумаг и фотографий. Вот он, семейный архив, поняла Кэтрин.
– А что, разве она плохая?
– Я этого не сказала.
– Если честно, то я всего-навсего представил их друг другу, – скромно признался Льюис. – А с другой стороны, Сержу и впрямь пора определиться со своим семейным положением. Только и слышишь от него: мама сказала то, мама считает так. И Пруденс давно пора выйти замуж. Если она будет пореже открывать рот, чтобы ляпнуть очередную глупость… Впрочем, учитывая говорливость Сержа, ей это удастся.
Кэтрин засмеялась.
– Да ты у меня, оказывается, сводник! Что же ты родную дочь не хочешь выдать замуж?
– Зачем? Ты и без моей помощи скоро выйдешь.
Кэтрин порозовела от смущения.
