— Ну, — сухо возразил он, — скоро все пойдет совсем по-другому.
Она замерла, не прожевав куска.
— Что ты хочешь этим сказать.
— Ручаюсь, что, как только ты начнешь учиться в университете или поступишь на работу, тебе придется отбиваться от приглашений на обед.
Это предположение вызывало у Мэгги досаду. Ей не понравилось, что Люк с таким равнодушием говорил о ее возможных будущих знакомствах с другими мужчинами. Вот если бы он ревновал ее, считал, что имеет на нее особые права?!
— Почему ты перестала писать мне? — неожиданно спросил Люк.
Мэгги машинально отхлебнула глоток вина.
— Мне показалось, что этого делать не стоит после твоей женитьбы. Я была не очень уверена, — осторожно добавила она, — понравится ли это Джоан. — Собственно говоря, Мэгги была почти уверена в том, что Джоан это не понравилось бы. Да и не могла же она сказать ему, что сходила с ума от ревности — ведь ее Люк, ее любимый Люк, принадлежал другой женщине.
Он немного помолчал, а потом в первый раз за все это время дал девушке понять, что являла собой его семейная жизнь.
— Может быть, ты поступила правильно, — медленно произнес он, крутя между пальцами ножку своего бокала. — Джоан была собственницей. — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Но не ревнивой, понимаешь?
Разумеется, Джоан не ревновала его — во всяком случае к ней. Мэгги не могла даже представить себе, чтобы такая блистательная и знаменитая женщина, как Джоан, могла ревновать вообще к кому-либо. Ей не очень хотелось слушать дальше, но женское любопытство превозмогло: хотелось узнать что-либо еще о его семейной жизни.
— Так что из того? — поинтересовалась Мэгги. — Если она не была ревнивой?
Он пожал плечами.
— Просто ей все время необходимо было находиться в центре всеобщего внимания. Она любила чувствовать себя пупом земли, даже в домашней обстановке. Я обнаружил, что таковы почти все артистические натуры, каждый из них полагает, что является самой важной персоной в мире. Без этого обойтись они не могут, и им необходимо, чтобы все остальные были согласны с ними.
Мэгги промолчала, не решаясь высказать свое мнение. Ей не хотелось плохо говорить о покойной, но Джоан производила впечатление женщины эгоистичной, неспособной на самоотречение.
И совершенно не подходящей Люку. Но ее мнение ни в коем случае нельзя было назвать беспристрастным!
В остальном же обед проходил превосходно. Они уже доедали десерт, когда Люк, сам того не желая, все испортил. Мэгги с улыбкой слушала Люка, подшучивающего над ее якобы тощими ногами, когда он неожиданно вытащил из кармана и протянул ей сверток.
Недоуменно моргая, Мэгги отложила ложку и спросила:
— Что там такое?
— Это тебе.
Совершенно сбитая с толку, девушка даже не шевельнулась. Он улыбнулся:
— Мэгги, самый приятный момент при получении подарка — это когда открываешь его.
Она чувствовала себя как ребенок, которому только что сказали, будто Санта-Клауса на самом деле не существует.
— Но Рождество наступит только ночью, — разочарованно протянула она. — Если ты не возражаешь, я подожду.
— Это вовсе не рождественский подарок, глупышка, — спокойно ответил он. — Это подарок на день рождения:
— Но мой день рождения был…
— Знаю, знаю, — прервал он, на этот раз уже несколько раздраженно. — Несколько месяцев назад. Но тогда я не мог преподнести тебе его, мне было совсем не до этого.
— О Боже, Люк… конечно, не до этого. Я совсем не…
— Кроме того, — снова перебил он, — я хотел отдать его тебе лично. Посмотреть на твою реакцию.
Она смотрела на него с бьющимся сердцем.
— Ну, давай же, — настаивал Люк. — Открой его.
Трясущимися руками Мэгги развернула бумагу, под которой обнаружила небольшую черную коробочку. Она открыла крышку.
Внутри был самый замечательный калькулятор из всех, которые она когда-либо видела. Мэгги смотрела на него, не веря своим глазам.
— Это, наверное, самое современное устройство из всех, имеющихся сейчас в продаже, — сказал он, наблюдая за ее реакцией. — Когда ты немного подучишься, то подивишься, как могла обходиться без него.
Но Мэгги по-прежнему сидела как вкопанная, не отрывая глаз от калькулятора. Перед ней лежал подарок, о котором только можно было мечтать, но она не заслуживала его.
Люк нахмурился.
— Я, конечно, знаю, что по традиции девушкам на восемнадцатилетние дарят жемчуг, но ты не обычная девушка, а самый способный математик из всех, которых я встречал, и прибор очень пригодится тебе в будущем.
Мэгги почувствовала себя как невеста, которую неожиданно стошнило прямо перед алтарем. Она подвела всех. Свою мать, мать Люка, его самого. Но больше всего себя.
— О, Люк, — прошептала Мэгги. — Нет.
Люк нахмурился еще сильнее, ничего не понимая.
— Что нет?
Она отчаянно затрясла головой.
— Я не могу принять это.
Люк наконец потерял всякое терпение, недоуменное выражение на его лице сменилось гневным.
— Разумеется, можешь, черт тебя побери. Если тебя беспокоит цена…
— Дело не в цене.
— Тогда в чем же?
— Я просто не имею права принять его.
— Может быть, ты скажешь мне почему? — холодно спросил он.
— Какая разница.
Он сделал знак официанту.
— Я не в настроении решать загадки, Мэгги. И если ты не собираешься отвечать мне, то лучше пойдем отсюда.
На глаза Мэгги навернулись слезы. Ее репутация никогда не плачущей девушки в последнее время терпела крах.
— Потому что я не заслуживаю этого! — в отчаянии выкрикнула она. — Мне совершенно не нужно брать его, он мне не пригодится!
Он взглянул на нее с плохо скрываемым бешенством.
— О чем, черт побери, ты говоришь?
И тут ее как будто прорвало:
— Потому что я бросила школу!
Наступило напряженное молчание.
— Что ты сделала? — переспросил Люк, недоверчиво прищурив глаза, и посуровел лицом, когда она только, молча, кивнула. — И как давно?
— Чуть больше двух месяцев назад. Специальности у меня никакой нет, так что подрабатываю, где могу. Твоя мать платит мне за то, что я замещаю маму, пока сестра не родит ребенка. Мы же не ожидали тебя к Рождеству. Ты не должен был этого знать.
