тела ученого. — Добро пожаловать в жизнь в виде чистой математической формы! Я неплохо запрограммировал тебя, не правда ли? Основной код я внедрил в ту первую ночь, при укусе. Все это время я корректировал данные, чтобы записать твои последние мысли. Именно этим я и занимался, сидя на твоем лице, — обновлял твое число до последней минуты. Ты ведь все помнишь?
Пифагор молча кивнул и вытащил конечность из груди, испытывая странное и неописуемое чувство. Перед ним замерли призрачные формы Спутанного Дерева, Перевитого Червя и Кишащего Роя Глаз. В этой зловонной грязи каждый из них был соединен тончайшей нитью со своей земной формой.
— Твое новое числовое тело не совсем реально, — объяснил Жук. — Оно столь же ненастоящее, как и разожженное тобой с помощью числа пламя в виде разноцветных четырехгранников. Только в присутствии природного Огня пламя становится живым. Искра, способная разжечь этот огонь, содержится в твоем разрушенном старом теле.
Пифагор с отвращением опустил глаза на свой умирающий остов. Он столь же мало притягивал философа, как грязная мокрая тога.
— Ты советуешь мне снова облачиться в старые смертные обмотки?
Скрюченный Жук, больше уже не число, со звоном шлепнулся к ногам философа черным вязким шаром. Крошечная скрюченная копия была связана с призрачным Жуком тонкой шелковой нитью. Новорожденный жук расправил крылья, неловко помахал ими и с жужжанием взмыл ввысь.
— Не нравится мне все разжевывать, — промолвил Жук.
— Чтобы стать собой, тебе нужен ты сам. — Ухмыляющийся Кот потерся о призрачные ноги философа, а затем прошел сквозь них. — Будь себе собственным отцом и сыном.
— Вдохни свой последний выдох, — прожужжал Кишащий Рой Глаз.
Перевитый Червь раскачивался над ручьем, словно зачарованный змей.
— Не обмани наших ожиданий, Пифагор. Тебе осталось только подтвердить свое величайшее открытие, осталось доказать, что мы существуем на самом деле.
— Давай же, согнись и прими свой последний вздох! — посоветовало Спутанное Дерево, бесчисленными ветками показывая, что именно должен сделать философ.
Да-да, разумеется. Теперь и Пифагор вспомнил обычай, согласно которому дитя должно вдохнуть последний выдох своего родителя. Призрачное тело философа преклонило колени перед своей лежащей навзничь умирающей плотью. Глазами, затуманенными близостью к вечности, прежнее тело Пифагора смотрело на вновь созданную плоть. И чистыми, ясными, новыми глазами смотрел философ на свое старое подобие. И вот новое числовое тело вдохнуло последний выдох тела умирающего.
С точки зрения своей старой сущности Пифагор почувствовал себя так, словно его выдернули из рая. Философ ощутил скорбь и тоску. Ему захотелось воссоединиться с Единым божеством, к которому он едва притронулся. С точки зрения своей новой сущности Пифагор чувствовал себя возрожденным, обновленным и, что самое главное, настоящим. Теперь он стал един. Бесконечность его божественной души отныне помещалась в числовой модели тела.
Оглядевшись вокруг, ученый уже не увидел призрачных образов друзей из
Его новое тело казалось сильным и здоровым, хотя и не чрезмерно. Все-таки это была числовая форма человека пожилого… Впрочем, разве можно сравнивать ее с прежним остовом, изувеченным камнями? Было и еще одно изменение. Неразрушимое золото исчезло с бедра Пифагора, и, заглянув внутрь себя, ученый понял, что утратил знание пяти магических чисел. Это обрадовало его.
Что же теперь? Самое главное — увидеть Эвритою. Да еще Перевитый Червь сказал что-то весьма интригующее о некоем великом выводе из его теоремы. Очевидно, самый разумный выход — вернуться в пещеру, как обычно, принимать посетителей и размышлять о математике. Скорее всего его воскрешение испугает Глокуса, и царь оставит философа в покое.
Однако прежде всего Пифагору надлежало позаботиться о прежней оболочке. Ухватив тело за голени, философ вытянул его из канавы и оттащил к рощице неподалеку. Лопаты не было, и философ выкопал неглубокую могилу с помощью простой палки, а затем собрал ветки, чтобы укрыть тело. Потребовалось немало времени, очевидно, несколько часов, но что значит время для человека, восставшего из мертвых? Пока он работал, в мозгу ученого начали складываться основы будущей великой теоремы. Пифагор подозревал, что теорема будет касаться соотношения диагонали квадрата к его стороне.
Теорема о прямоугольном треугольнике гласила, что площадь квадрата, построенного на его диагонали, равна сумме площадей квадратов, построенных на двух его сторонах. Если эти стороны равны, то площадь квадрата диагонали равна двойной величине площади квадрата стороны. Другими словами, площадь квадрата диагонали и площадь квадрата стороны находятся в соотношении два к одному. Иначе говоря, соотношение диагонали к стороне можно назвать «квадратным корнем из двух».
Несколько лет Пифагор и его последователи искали целое числовое соотношение, выражающее этот любопытный «квадратный корень из двух». Сорок пять к двадцати пяти довольно близко, сто к сорока пяти — еще ближе, что означало, что квадратный корень из двух близок к соотношению семи к пяти и еще ближе к соотношению десяти к семи. Однако Пифагору никогда не удавалось добиться абсолютной точности, и теперь, открыв свое сердце
Закидывая ветками тело, Пифагор обнаружил, что за этим благочестивым занятием напевает веселый мотивчик. Теперь, поняв, что хочет доказать, он найдет и способ доказательства. Размышляя о различиях между четными и нечетными числами, философ направился к Тарентуму. Умница Архит поможет ему развить основное доказательство.
На краю канавы Пифагор встретил Эвритою. Лицо женщины заливали слезы, она надела черные траурные одежды. Неужели ради него?
Не замечая философа, Эвритоя пристально вглядывалась в мусорную кучу, ища в грязи мертвое тело.
— Женщина, почему ты плачешь? — спросил Пифагор. — Кого ты оплакиваешь?
Эвритоя вытерла лицо черной тканью покрывала.
— Если вы унесли тело, мой господин, скажите, где вы его положили.
Пифагор произнес ее имя:
— Эвритоя.
Она обернулась и наконец-то узнала его.
— Пифагор!
— Моя дорогая, простодушная Эвритоя. Апейрон спас меня. Теперь я снова жив и здоров.
Философ тихо засмеялся и покрутился на месте, создав в воздухе легкий вихрь.
— Мой дорогой, глубокомысленный Пифагор, — пропела Эвритоя. — Куда же девалось твое безумие?
— Какое безумие? Пойми, женщина, я работаю над доказательством реальности
— Тогда я должна помочь тебе! Идем в пещеру!
— Прямо сейчас? А как же Глокус и его жрецы?
— Глокус мертв, — сказала Эвритоя, даже не пытаясь скрыть, что нисколько не опечалена этим событием. — Алсибед сверг его сразу же после того, как унесли твое тело. Царем стал мой сын Архит. Народ ликует. Жрецы Аполлона слушаются Архита. Даже Тарнус принес новому царю свои лживые клятвы. — Женщина залилась смехом. — Официально я в трауре из-за Глокуса, но, Пифагор, поверь, это только из-за тебя!
— Я хочу немедленно поделиться с Архитом новым величайшим доказательством! — воскликнул Пифагор.
— Позже, — сказала Эвритоя, целуя его. — Сначала — в пещеру. Я должна оказать тебе радушный прием.
— Что ж, — согласился Пифагор, — давай же возведем мост через реку.
