жизнь здесь нелегкая, а превращать сырой люксар в светозарную ткань — тяжкая работа. Не представляю себе, как человек, которого вы описали, может по собственной воле оставить городские удовольствия ради суровой жизни на Фабрике.
— Ну, видите ли, малышу Сэмми приелась работа в папочкиной мясной лавке. Кажется, заляпанные кровью передники пачкали его красивые рубашки. И ходили кое-какие слухи про Сэмми и супругу мэра… Скажите-ка, барышня, а сколько вам лет?
— Достаточно, чтобы не придавать значения пустым сплетням, — возмутилась Флоренс.
И ушла, оставив наглеца хмыкать себе под нос.
Во время матча Флоренс ловила себя на том, что болеет за «Дегтекошек» — и особенно за Сперуинка. Родители и соседи снисходительно ей улыбались.
— Такая милая девочка, что готова болеть за противника, лишь бы новички почувствовали себя в Долине как дома. А ведь ее собственный брат вовсю выкладывается на поле.
«Дегтекошки» проиграли «Синим дьяволам» один к десяти.
Но Сперуинк выиграл кое-что невидимое.
Теперь его губы были у нее на шее, и она повернула голову, подставляя ее ласкам. Ее с таким трудом заплетенные косички зацепились о кору и, когда вывалились скалывавшие их на макушке синие костяные заколки, упали, обрамляя лицо. Потом его рука раздвинула ткань рубашки, прилепилась к груди, охватив податливый плод, как всего лишь месяц назад он поймал ее руку. От него пахло пряным одеколоном. Флоренс никогда не встречала мужчину, который душился бы. И этот запах смешивался с ароматом листьев пыльника в пьянящее варево.
Его губы остановились в ямочке между ключицами.
— О, Сэм, ниже…
Он подчинился, а толпа ревела в миллионе миль вдали.
Второй раз они встретились на вечернем матче между «Синими дьяволами» и «Красными ловчими» — командой из поселка вверх по течению от «Дьяволов». Сперуинк возник из темноты, когда она стояла чуть в стороне от толпы. Подойдя из-за спины и закрыв ей ладонью глаза, он прошептал на ухо:
— Привет, кошечка. Угадаешь, кто это?
Она и удивилась, и не удивилась, что он здесь. На одном уровне она вообще не думала о нем, ее мысли скользили от мелочи к мелочи повседневной жизни. На другом, более глубоком, Флой знала, что он придет. В первое мгновение удивление чуть перевесило, и она медлила заговорить.
— Ну же, неужели у тебя не найдется доброго слова для человека, который весь день работал, как собака, а потом целый час шел пешком, лишь бы побыть с тобой.
— Очень… лестно.
Убрав ладонь, он легко развернул Флоренс к себе. Никто на них не смотрел, все были увлечены игрой.
— Тогда докажи, — сказал он и поцеловал ее в губы.
Флоренс его оттолкнула, упершись обеими руками в крепкую грудь. Но, распрямив руки, не убрала ладоней с его рубашки.
— Слишком уж вы скоры, сэр.
— А разве ты никогда не слышала, что фортуна улыбается храбрым?
— В каких-то делах — возможно.
— Тем не менее это мой девиз во всем.
— Любопытное постоянство. Не хотите ли объяснить подробнее?
— Непременно. Но дай руку, красотка, побродим средь пастбищ!
Они повернулись и пошли прочь от толпы и света факелов. От вытоптанной, по-вечернему сырой травы поднимался сочный запах. Сперуинк попытался прижаться бедром к бедру Флоренс, но она отодвинулась. Он театрально вздохнул. Это она оставила без внимания. Тогда Сперуинк заговорил.
Его странные слова, непривычные интонации, прозрачные намеки заполнили голову Флоренс мечтательными видениями, расцвеченными ярчайшими оттенками радуги, которых так не хватало в тусклом черном и кирпично-красном мирке Фабрики. Его слова как будто переносились с его губ прямо в ее воображение, почти не задерживаемые рассудком, который бы их истолковал или оценил. Привычное окружение исчезло, сменившись красочными картинами веселых танцев, изящных беседок, освещенных свечами балдахинов в спальнях…
Флоренс остановилась у разросшегося куста жожоба. Сперуинк придвинулся ближе, заставляя ее отступить в колючие объятия куста. Взяв в ладони ее лицо, он снова ее поцеловал. Флоренс не сопротивлялась.
— Флой! Флой! Матч закончен! Пора ехать домой!
Это позвал глупый братик Чарли и тем разрушил очарование. Флоренс оттолкнула Сперуинка и оправила задранные ветками юбки.
— Фактора ему на голову! Треклятое расписание Фабрики, хочешь не хочешь, всех нас превращает в сонных жаворонков! В Тарритауне мы смотрели бы, как восходящее солнце поблескивает на бутылках, из которых мы выпили вино. Но здесь… Нужно в девять быть в кроватке, чтобы утром встать и тянуть лямку. — В голосе Сперуинка слышалась жалость к себе. — И мне еще целый час топать!
Спеша к родителям, Флоренс крикнула через плечо:
— На следующей неделе мы играем с «Амфибиями». Они всего через три фабрики от вашей.
К Сперуинку вернулась толика былой галантности:
— Даже будь это триста чертовых миль, я все равно бы пришел ради тебя.
От страсти в его голосе она споткнулась на ровном месте. К родителям она подошла, еще взволнованно розовея, но они был слишком счастливы победе «Синих дьяволов» над «Красными ловчими», чтобы заметить. А вот Чарли что-то унюхал и спросил, все ли с ней в порядке.
Флоренс вдруг почувствовала, что бесконечно старше своего брата, и, взъерошив ему потные волосы, сказала:
— Все хорошо, Чарли. Тебе все равно этого не понять.
Чарли поглядел на нее вопросительно. На одно краткое мгновение его глаза расширились, и она почти поверила: он знает. Но, тряхнув головой, он молча забрался в повозку. «Глупо такое себе воображать», — подумала она…
В третий раз, когда она встретила Сперуинка, — сейчас.
Левая рука Сперуинка все так же мяла ее правую грудь. Мягкая ткань рубашки казалась жесткой, как мешковина, на соске — таким он стал чувствительным. Его губы сомкнулись на ее левой груди. Правая рука легла на живот, стала гладить его кругами, которые все расширялись и расширялись, точно рябь от камня, брошенного в одну из многочисленных запруд Фабрики. Живот у нее словно бы заполнился горячими углями — точь-в-точь глиняная грелка для постели зимней ночью. Наконец рука Сперуинка решительно опустилась ниже, забралась под пояс ее юбок. На сей раз, уже приобретя опыт и разобравшись в модах Долины, он быстро нашел тесемку, скрепляющую нижние юбки.
Вздрогнув, Флоренс накрыла ладонью руку Сперуинка под тканью.
— Ты правда хочешь остановиться сейчас, киска? — прошептал он, отпуская ее грудь, но не убрав губы, так что она еще чувствовала его жаркое дыхание. — Скажи мне честно.
— Я… не знаю.
— Но ты же должна понимать, что я не хочу. Ведь рай Фактора для нас теперь так близок.
— Тогда… делай, что хочешь.
Он рывком распустил узел. Потом, заведя обе руки ей под одежду, сдвинул нижнее белье вниз — его гладкие ладони скользнули по ее коже. Ткань выпала у нее из-под юбки, чтобы лечь на наслоения сухих листьев пыльника — предзнаменование надвигающейся осени, казалось бы, такой невозможной в разгар лета.
Без его просьбы она переступила через ткань…
Тут какое-то мгновение у Флоренс выпало. Она вдруг поняла, что лежит навзничь на земле, а юбки собрались вокруг складками, на ней — мускулистое тело Сперуинка, и центр тяжести смещен ниже ее талии. Странное ощущение проявилось не сразу, она лишь потом осознала, что Сперуинк снял шерстяные брюки и
