Федерико медленно передвинул больную ногу и ответил, что действительно верит мне.
— А вы не хотите его продать? — поинтересовался герцог Савойский.
— Продать? Нет. Он мне нужен. Он дает мне советы, что есть, а кроме того, нутром чует яды.
— Чует яды? — удивился торговец из Генуи. — Вы преувеличиваете!
— Ничуть, — сказал Федерико.
— Это он выжил, попробовав яда, предназначенного для тебя, Федерико? — спросил Сфорца.
Все присутствующие изогнули шеи и уставились на меня. И тут я заметил, что эти подлые крысы — брыластый, щеголь и толстяк — усмехаются и радостно потирают руки.
— Да, — отозвался Федерико. — Я могу показать на любое блюдо, и, отведав всего один кусочек, мой Уго скажет мне, из чего оно состоит.
— Тогда он должен знать все блюда на свете! — заметил один из гостей.
— Все, которые мне довелось отведать, — согласился Федерико.
— Это невозможно! — воскликнул Сфорца, проглотив телячью рульку в соусе.
У Федерико побагровело лицо.
— Нет, возможно! — медленно проговорил он.
— Ну что ж… — Сфорца улыбнулся, показал на поднос, стоявший в центре стола, и сказал: — Спорим, он не назовет нам компоненты этого блюда?
Я попытался вспомнить, кто именно поставил на стол этот поднос.
— Что это? Polpetta? [48]
— Да. Если он назовет все ингредиенты, я удвою твой выигрыш, — заявил герцог Сфорца. — А если не сумеет, ты потеряешь все, что выиграл у меня в карты.
У меня подкатил комок к горлу.
— Как мы это проверим? — спросил Федерико.
— Мой повар напишет все продукты, которые он использовал.
Повар, очевидно, ждал за дверью, поскольку тут же заполз в зал, как таракан. Откуда-то, словно по волшебству, появились листок бумаги и перо. Повар написал список продуктов, сложил листок и бросил его на стол рядом с котлетами. Я глянул на Чекки, пытаясь поймать что-нибудь в его глазах, но он дергал себя за бороду. Все произошло так быстро, что нас застали врасплох.
— Присоединяюсь к пари, — сказал герцог Савойский, швырнув на стол пригоршню серебряных колец и медальон.
Туда же со всех сторон посыпались золотые сережки, кубки, серебряные ожерелья, браслеты и броши.
Толстяк подлил герцогу Савойскому вина. Брыластый облизал губы и — чтоб мне провалиться, если вру! — подмигнул мне. Щеголь, стоявший за креслом герцога Сфорца, хитро улыбался. Перед глазами у меня вдруг отчетливо всплыла картина: я корчусь на полу, среди прекрасных стенных росписей, под люстрами с тысячью-свечей, а герцог Сфорца, стоящий надо мной, говорит: «Ты проиграл, Федерико. Он угадал все, кроме яда».
Котлеты были отравлены! Я знал это! Мне хотелось сказать Федерико — но как я мог? Я видел отблеск от кучи драгоценностей в его глазах; он уже считал их своими! Его решительность подстегнула меня. Он жаждал выиграть — и я тоже! В тот миг моими устами говорил сам Господь, точно так же как в ту памятную минуту, когда, поднявшись со своей засохшей грядки с бобами, я произнес: «Я займу место Лукки!» Повернувшись к герцогу Сфорца, который сидел за другим столом, напротив Федерико, я сказал:
— Я готов — если ваш дегустатор составит мне компанию.
— Мой дегустатор? — переспросил герцог.
— Пари будет еще интереснее, если, пока я буду пробовать котлету, ваш дегустатор сможет сказать нам, что находится в этой чашке! — Я показал на чашку со спелой брусникой.
У брыластого отвисла челюсть.
— В чашке с ягодами? — нахмурился герцог Сфорца.
Я кивнул. Герцоги, торговцы, рыцари и князья переглянулись. Брыластый посмотрел на щеголя, потом на толстяка, но они были ошеломлены не меньше его.
— Почему бы и нет? — рассмеялся герцог Сфорца.
Я взял чашку и медленно пошел к брыластому. На полпути между столами я остановился, закрыл глаза и пробормотал якобы заклятие на арабском — вполголоса, но так, чтобы этот мерзавец услышал. На самом деле я тихо молил Бога, внушая ему, что, если он действительно вознаграждает правых, смелых и достойных, ему следует прийти мне на помощь.
Потом я поднял чашку к лицу и повернулся кругом. Я делал вид, что не замечаю окружающих, которые с изумлением глядели на меня, теряясь в догадках. Архиепископ хмурился, Елена уставилась на меня во все глаза. Помню, я мельком подумал, что наконец она заметила меня.
Описав полный круг, я медленно подул на ягоды и сунул чашку брыластому в руки. На лбу у него выступили капли пота. Я повернулся к нему спиной и вернулся на место.
— Будем пробовать одновременно!
Брыластый глянул на ягоды, потом на меня.
— Он колдун! — взвыл этот подонок, показывая на меня.
Чекки и Бернардо прыснули со смеху.
— А ты перетрусил! — воскликнул Септивий.
— Перетрусил! Перетрусил! — подхватили остальные. Все мои корсольцы были за меня!
— Давайте жуйте! — внезапно взревел Федерико.
— Жуйте! — послышались голоса со всех сторон. — Да-да! Начинайте!
Казалось, что вызов брошен брыластому, а не мне. Я взял кусочек телятины. Сфорца что-то сказал брыластому. Тот потянулся за ягодой и тут же отдернул руку. По щекам у него текли струи пота.
— Бери ягоду! — крикнул торговец из Генуи.
— Нет, не трогай! — вмешался кто-то. — Он их заколдовал.
— О Господи! Да я сам попробую! — заявил немецкий рыцарь.
— Нет! — крикнул Чекки.
Федерико встал, перекосившись от боли в ноге, и повернулся своей массивной тушей к брыластому. Увидев это, все вскочили на ноги, даже архиепископ. Залаяли собаки, свеча из люстры свалилась на кучу драгоценностей. На меня никто не смотрел. Брыластый поднял чашку и взял ягоду.
— Попробуй ее! — рявкнул Федерико.
— Живо! — крикнул я, поднося ко рту кусок телячьей котлеты.
Брыластый, в свою очередь, поднес ко рту ягоду. Его рука, казалось, боролась сама с собой. Одна сила подталкивала ее к губам, другая — отталкивала. Ягода коснулась его губ — и тут брыластый выронил чашку, выпучил глаза и отпрянул назад, шатаясь, как корабль во время шторма. А потом схватился рукой за сердце и рухнул на пол. Изо рта у него, пузырясь, потекла слюна. На мгновение все застыли. Затем архиепископ протиснулся через толпу к брыластому. Кто-то из-за спины в мгновение ока рывком опустил мою руку вниз, выхватил из нее котлету и сунул мне другую.
— Я готов попробовать, — заявил я во всеуслышание и отправил телятину в рот.
Все повернулись ко мне. Федерико схватил со стола листок бумаги.
— Здесь сыр моцарелла, изюм, петрушка, — сказал я громко, — чеснок, соль, фенхель, перец — и, конечно, телятина.
— Правильно, — воскликнул Федерико, читая список, — хотя и в другом порядке. Но это не имеет значения, верно?
Все тут же забыли о брыластом. Герцог Сфорца выхватил у Федерико листок. Щеголь с толстяком смотрели на меня, ожидая, что я вот-вот закричу и грянусь оземь. Я знал, что этого не случится, однако делал вид, что не замечаю их взглядов. Откусив еще кусочек, я пожевал его, нахмурился так, словно учуял что-то неладное, кашлянул, проглотил и громко рыгнул.
— Восхитительно! — заявил я. — Мои поздравления повару.
— Я выиграл! — взревел Федерико и жадно загреб пригоршню драгоценностей.
Чекки подобрал все остальное. Федерико, опираясь на мою руку, вышел из банкетного зала, сжав челюсти, однако отказываясь признать, что его мучает нестерпимый приступ подагры.
