Глава 26
— Я часто думал о тебе, братишка, — сказал Витторе.
Герцог еще не дал ему аудиенцию, однако его покормили, помыли, одели — и теперь он возлежал на моей кровати, жуя яблоко и воняя духами. И хотя именно я, а не он, жил во дворце, работал на герцога Федерико и ходил в бархатных одеждах, именно мною восхищались и меня уважали люди во всей Италии, а Витторио был просто жуликом и ничтожеством, во мне шевельнулись старые страхи.
— Чего ты хочешь?
— Я? — спросил он с невинностью Христа. — Ничего. Крышу над головой. Еду.
— Я могу сделать так, чтобы тебя повесили.
— Боже мой, Уго! Это все из-за тех овец? — В мерцании свечи мне было трудно разглядеть его лицо, до сих пор завешенное волосами, из-под которых выглядывал только один здоровый глаз. — Мой бедный младший братик!
Он вскочил с кровати с грацией змеи и начал рыскать по комнате.
— Ты должен благодарить меня! Если бы не я, ты всю жизнь провел бы, бегая за отарой по холмам Аббруци. А теперь посмотри на себя! Шелковая рубашка, кинжал с рукояткой слоновой кости. Красивая комната. Репутация. А это что? — Он ткнул пальцем в шкаф. — Белена?
Я выхватил у него листья.
— И мышьяк? Кто еще знает об этом, братишка?
— Никто! — сказал я, выхватив кинжал.
— Уго! — Он сделал изумленное лицо. — Ты что, собираешься убить меня за это?
— Нет. За то, что ты убил моего лучшего друга Торо, когда мы возвращались с рынка.
Витторе рухнул передо мной на колени.
— Прошу тебя, Уго!
— О чем ты его просишь? — раздался нежный голосок.
Ширма отодвинулась. За ней стояла Миранда, сонно потирая глаза. Ее темные волосы были всклокочены, маленькие белые зубки сияли в отблесках свечи, из-под ночной рубашки виднелись мягкие пухлые ступни.
— Миранда? — воскликнул Витторе, тут же вскочив на ноги. — Che bella donzella! [52] Ты меня помнишь? Своего дядю Витторе?
Он раскинул руки в стороны, собираясь обнять ее. Одна мысль о том, что этот подонок коснется моей дочери, привела меня в бешенство, и я встал между ними.
— Иди в постель! Иди, я сказал!
— Позволь ей побыть с нами, Уго! Если не считать отца, в этом мире осталось только три ди Фонте. Давайте же наслаждаться моментом! Возможно, завтра мы расстанемся навеки.
— Ты Витторе? Брат моего отца?
— К твоим услугам, моя принцесса, — поклонился Витторе.
Миранда увидела кинжал у меня в руках, и глаза ее округлились от изумления.
— Что ты делаешь, babbo?
— Он показывал мне свой кинжал, — улыбнулся Витторе. — А я ему — свой. — В руке его, словно по мановению волшебной палочки, появился длинный кинжал. — Два брата просто демонстрировали друг другу, как они отгоняют дьявола, вот и все.
Я спрятал свой кинжал, он свой тоже. Миранда села на мою кровать.
— Она так же прекрасна, как Элизабетта.
— Ты ни разу не видел ее мать.
— Но она явно пошла не в тебя. — Витторе подмигнул Миранде. — Я помню, как Уго в грозу прятался под юбки матери.
— А мне ты велел не бояться грозы! — упрекнула меня Миранда.
Витторе рассмеялся.
— Мы с ним вырезали длинные палки и сражались, играя в рыцарей. Разве Уго тебе не рассказывал?
— Babbo почти никогда не говорил о тебе. Откуда ты приехал?
— Отовсюду.
Витторе сел рядом с ней.
Миранда уставилась на блестящие амулеты у него на шее.
— Ты был в Венеции? — спросила она.
— Я год прожил в палаццо на Большом канале — лучший год моей жизни.
— Я бы тоже хотела туда поехать. — Миранда вздохнула, обхватив колени руками. — Кое-кто однажды собирался меня туда свозить.
— Я был во Франции, в Германии и в Англии тоже.
— А это правда, что у англичан есть хвосты? Папа так сказал.
— Ничего подобного я не говорил!
— Говорил!
Витторе разразился смехом и, повернувшись ко мне, заметил:
— Она очаровательна. Нет, Миранда, у них нет хвостов. По крайней мере у тех женщин, с которыми я встречался. А их я рассматривал очень внимательно.
Миранда покраснела.
— Я даже в Индиях побывал.
— В Индиях?
— Да, где люди едят других людей.
У Миранды так округлились глаза, что я испугался, как бы они не вылезли из орбит.
— Ты видел, как они едят людей?
Витторе кивнул.
— А кроме того, они выпускают дым из ноздрей и круглый день ходят голыми.
Он вытащил из мешочка трубку с чашечкой на одном конце и двумя разветвлениями на другом. Извлек из другого мешочка какие-то коричневые листья, положил их в чашечку, а потом сунул обе тоненькие трубки себе в ноздри. Поджег листья с помощью фитиля — и глубоко затянулся. Мы с Мирандой, как зачарованные, смотрели на длинную струю дыма, которая через пару секунд вылетела у него изо рта. Миранда ахнула от ужаса.
— У тебя в желудке огонь?
Витторе покачал головой.
— А что же это тогда? — спросил я.
— Это называют табаком. Он исцеляет все людские немочи. Желудок, головную боль, меланхолию. Все болезни. В Индиях и мужчины, и женщины курят его днями напролет.
Он выпустил еще несколько струек дыма, пока чашечка не опустела, и отложил трубку.
— Я видел столько чудес! Страны, где солнце сияет каждый день, а дожди идут совсем недолго, только лишь для того, чтобы полить цветы. Но какие цветы! Ах, Миранда! Они больше моей ладони и окрашены во все цвета радуги! — Витторе поднял длинную руку к потолку. — Деревья, достающие верхушками до неба, а на них больше фруктов, чем в раю! — Он вздохнул и снова сел. — И тем не менее, куда бы ни забросила меня судьба, я всегда возвращаюсь в Корсоли.
— Почему? — спросила Миранда. — Тут так скучно!
— Корсоли — мой дом. Как и твой. Я хочу умереть здесь.
Он перекрестился.
— Ты собираешься умереть?
— Мы все когда-нибудь умрем.
— Это верно, — заметил я. — Ты лучше расскажи нам, Витторе, что было после того, как ты стал разбойником.
— Ты был разбойником? — ахнула Миранда.
Витторе пожал плечами.
