подводном положении. Она тихонько кралась где-то в глубине, невидимая морякам, невидимая летчикам. Однако чуткие пальцы асдика нашли ее.
Эсминец установил контакт и тут же бросился в атаку. Была сброшена серия глубинных бомб. Они ушли в глубину, оставив после себя только небольшие всплески. Когда эсминец оказался на почтительном расстоянии от этого места, прогремели взрывы. Сейчас это была рутина, к которой они привыкли за время войны.
Затем эсминец развернулся и повторил атаку. Корабль резко накренился при повороте, но в бурлящей воде они заметили под собой неясный силуэт, уже сбросив на невидимого врага новую серию бомб.
Тут подошел «Рестлер» и тоже вступил в бой, сбросив свою порцию глубинных бомб. Часы показали 17.00, потом 18.00, но преследование не прекращалось. Глубинные бомбы одна за другой летели в воду, разрываясь где-то в темных глубинах.
А затем, уже в начале вечера, когда понемногу стало темнеть, последняя серия бомб «Файрдрейка» выкинула лодку на поверхность. Эсминец развернулся, чтобы открыть огонь, но «Рестлер» опередил его. «Файрдрейк» тоже открыл огонь, однако лодка выкинула белый флаг. Они увидели, как экипаж поднимается из рубочного люка и торопливо прыгает в море.
Это была большая лодка одного из новейших типов. Эта серия была названа в честь недавних легких побед в Абиссинии. Она одной из первых заплатила за этот разбойничий поход
.Эсминцы приблизились и спустили шлюпки. «Рестлер» был ближе, и его шлюпка оказалась воде первой. Он подошел к лодке, которая слегка покачивалась на слабой волне, молчаливая и беспомощная. «Файрдрейк» тоже послал туда свою шлюпку.
Через несколько мгновений лодка затонула. Сначала она уходила под воду на ровном киле, словно выполняла обычное погружение, а потом резко дернулась, накренилась и исчезла.
Суб-лейтенант и экипаж шлюпки видели, как она уходит в глубину, окруженная фосфоресцирующим ореолом, — зеленый призрак подводной лодки, мерцающий призрачным светом. А потом остались лишь крутящиеся завитки зеленого свечения.
Битва закончилась. Они вернулись к скрывающейся во мраке громаде Скалы, забрав с собой пленных. «Файрдрейк» оставался в Гибралтаре до полуночи. А рано утром на следующий день он снова приступил к патрулировании. Эсминцы не получали отдыха даже после победы.
Глава 10.
Патруль в проливе
Я прибыл в Гибралтар в воскресенье 27 октября, примерно через 10 дней после потопления итальянской подводной лодки. У внешней стенки виднелись огромные серые туши «Ринауна» и «Барэма». «Флот» был в сборе.
Нас было 3 офицера, направленных служить сюда. На следующее утро на «Ринауне» нам предложили выбор: один должен был отправиться на авианосец, второй — на линкор, а третий — на эсминец. Я выбрал эсминец, потому что любил небольшие корабли и все, что с ними связано.
Не успели просохнуть чернила на приказе, как я покинул флагманский корабль. Маленький катер помчал меня через тихую, залитую солнцем гавань.
«Файрдрейк»? Вы найдете его неподалеку. Где-нибудь вон там».
Последовал неопределенный жест рукой. Но я нашел его.
Любой писатель невольно испытывает волнение, когда приближается к Его Величества Кораблям. Между флотом и гражданскими существует застарелая вражда. Моряки объясняют ее горьким опытом общения.
Эсминцы — это маленькие корабли, но для своих размеров они имеют очень большой экипаж. В их тощих корпусах нет лишнего места. Их палубы забиты всяческими механизмами, и человек может лишь с большим трудом подвесить где-нибудь койку или улечься на каком-нибудь диванчике. Маленькая надстройка с мостиком напоминает китайскую шкатулку, где можно выкроить еще несколько квадратных футов. На корме расположены кают-компания и каюты. Но так как в военное время офицеров на корабле значительно больше, чем полагается по штатам мирного времени, там тоже царят теснота и давка. На большом корабле писатель легко может спрятаться. Но на эсминце он живет на глазах у кают-компании, и он может вызвать дополнительное раздражение товарищей.
Они отметили мое прибытие в бортовом журнале. Короткая запись: «Прибыл». Не «Зачислен» и не «Для прохождения службы». Существует старая традиция, согласно которой в бортовых журналах пишут «в направлении порта», а не «в порт». Не является ли это попыткой не дразнить судьбу: я просто «прибыл». И никто не может сказать заранее, сколько времени я здесь пробуду.
Однако с самого момента моего прибытия они помогли мне освоиться. Они угостили меня джином и засыпали вопросами о Лондоне и немецких бомбежках. На кораблях Его Величества сохранились благородные традиции гостеприимства.
Один за другим мне представлялись обитатели кают-компании. Старпом, низенький человек с ужасным языком, но отменный служака. Стармех, который выбивался из сил, латая и перелатывая изношенные механизмы. Врач, окончивший университет в Глазго. Двое суб-лейтенантов — Холи, бывший адвокат, и Ньют, прораб строительной компании. Старпом мимолетом заметил, что верит построенным им зданиям так же, как Пизанской падающей башне. Пушкарь, короткий и толстый, великий знаток морских обычаев. Он знал, о чем подумают нижние палубы за минуту до того, как им это приходило в голову. Мидшипмен, одолженный на «Ринауне», высокий канадец. И перед ленчем я встретился с командиром, капитан- лейтенантом Стефеном Норрисом.
Еще до того, как кончился ленч, я твердо понял, что попал на «счастливый корабль».
Мы вышли в море на следующее утро. Штаб — я всегда был в этом уверен — пребывал в хорошем настроении, потому что нас отправили уже после того, как закончился завтрак.
Моросил мелкий дождь, и погода была отвратительной. Кто-то предупредил меня, что если я не привезу с собой хорошую погоду, моя жизнь будет короткой.
Мы отправились патрулировать.
Для них это была навязшая в зубах процедура, но для меня первый патруль был полон событий и неожиданностей. Даже нудное хождение зигзагом в назначенном квадрате казался чем-то необычным.
Погода прояснилась, и мы увидели Сеуту, которая находилась на юг от Гибралтара. Мы увидели Кальпе, южный столп Геркулеса. Низкие холмы постепенно поднимались, пока не превратились в настоящие горы, а те выросли в скалистый массив Эль-Риф. Выходя на южную границу своего квадрата, мы могли видеть Тетуан. На северной границе мы различали дома на мысе Европа.
Мы болтались взад и вперед, а операторы асдика все это время бдительно прослушивали морские глубины.
Маленькие суденышки пересекали пролив. Рыбацкие парусники под красными парусами возвращались в Сеуту. Когда мы проходили мимо, моряки равнодушно смотрели на нас, не проявляя никаких чувств.
Наступила ночь, и Сеута превратилась в море огней. Ее венчала сверкающая цитадель, над которой высился искрящийся пик Эль-Мины. Ниже лежал сам город, сияющий словно бриллиантовая россыпь. На мягком черном бархате моря светились огоньки керосиновых фонарей рыбацких лодок. Над Тетуаном, расположенным чуть дальше, сияло смутное зарево.
Этот уголок мира таил в себе необъяснимую прелесть. Иногда он превращался в сказку, таящуюся в тени Геркулесовых Столпов. Иногда это было просто место, где сходятся два континента. Иногда здесь слышались отзвуки далеких, но славных событий. Улисс проплыл через эти ворота, разыскивая золотые яблоки Гесперид
. Карфагенян Ганнон прошел их и поплыл дальше, оставляя солнце по правой руке. Толпы мавров переправлялись через пролив, чтобы завоевать Европу во имя Аллаха. Их остановили на перевале Ронсеваль, и рог Роланда эхом отдавался
