победа над их упрямством и высокомерием доставляла истинное удовлетворение. Кобб перебил ее:
— Вы слишком долго меня здесь задерживаете. Мне необходимо вернуться на работу. То, что произошло, случилось не по моей вине.
Кэтрин улыбнулась. С уважением, но довольно твердо она произнесла:
— Вопрос о вашей вине не стоит. Мы обсуждаем совсем другую проблему… А теперь, Ари, давайте поговорим о том, что случилось прошлым вечером.
— Вы не верите мне. Вы считаете меня лжецом. В момент совершения преступления меня там не было.
— Я вовсе не считаю вас лжецом. Но вы могли видеть нечто такое, что может оказаться нам весьма полезным. Что-то такое, что вы сами не считаете важным. Дело в том, что я стараюсь помочь людям вспомнить то, что они могли забыть. В этом заключается существенная часть моей работы. Давайте еще разок пройдемся по событиям вчерашнего вечера, и, может быть, что-то вам и вспомнится.
— Я ничего не видел. Я просто потерял деньги. И все. Ну и повел себя по-дурацки. И теперь из-за моей дурости мне готовы пришить дело государственной важности. Хрень какая-то.
— Давайте все-таки вернемся к вчерашнему вечеру. И не будем торопиться. Вы работали у себя в офисе. «Стенфелд бразерс инвестментс». В здании Хартсфилда.
— Да.
— Весь день?
— Весь.
— В котором часу вы ушли с работы?
— В семь тридцать. Возможно, чуть-чуть раньше.
— И чем вы занимались потом?
— Пошел в «Ганновер» выпить.
— На Уотер-стрит, — добавила она. Они должны постоянно гадать, что вам о них известно.
— Да. Вчера там был вечер «Мартини и караоке». Они называют такие вечера «Мартьюни». Так же, как мелодии.
— Очень остроумно.
— Я там встречаюсь с ребятами. С друзьями. Близкими друзьями.
По реакции Кобба Кэтрин поняла, что он хотел что-то добавить. А возможно, просто ожидал от нее вопроса о том, как их зовут. Готовность тотчас предоставить алиби, как правило, является одним из надежных свидетельств возможного обмана. Люди такого плана часто склонны полагать, что достаточно предложить доказательства своей невиновности, и полиция не станет их проверять, или что сотрудники полиции недостаточно умны, чтобы догадаться, что факт выпивки с друзьями в 8.00 не исключает возможности участия в воровстве в 7.30.
— Когда вы ушли оттуда?
— В девять или около того.
— И отправились домой?
— Да.
— В Верхний Ист-Сайд.
Кивок.
— Вы сели в обычное такси или наняли лимузин?
— Конечно, нанял лимузин, — отозвался Ари с едким сарказмом. — Поехал на метро.
— С какой станции?
— С «Уолл-стрит».
— Как вы шли туда?
— Осторожно, — ответил Ари с ироничной улыбкой. — Было скользко.
Кэтрин тоже улыбнулась:
— Каким путем?
— Я шел по Уотер-стрит, затем через Сидар перешел на Бродвей, а потом свернул на юг.
— Расскажите мне поподробнее об этом участке Сидар-стрит.
— А что рассказывать? Ничего жуткого я там не видел — ни убийц, ни маньяков, ни привидений. В такое время она обычно безлюдна. Я замерз. И потому ни на что особенно не обращал внимания.
— Не было никаких машин?
— Вроде бы нет. А почему вы спрашиваете?
— Знаете, память иногда нас очень сильно подводит или играет с нами странные шутки, — ответила Кэтрин. — Итак, вы идете по Сидар-стрит, проходите мимо переулка. И не видите ничего необычного?
— Нет, ничего. — Он бросил взгляд на три золотых кольца на двух пальцах Кэтрин и серебряные сережки в виде дельфинов.
— Именно там вы и потеряли свои деньги. Как это произошло? — В ее тоне и вопросах не было совершенно ничего угрожающего, и Ари явно расслабился. Его отношение к ней стало значительно менее агрессивным. Приятная улыбка Кэтрин и ее низкий спокойный голос успокаивали.
— Насколько я помню, они выпали у меня из кармана, когда я вытаскивал проездной на метро.
— Напомните, пожалуйста, сколько их там было?
— Триста.
— Ого!
— Вот именно, ого…
Кэтрин кивнула на пластиковый пакет с деньгами и зажимом.
— Кажется, это произошло сразу же после того, как вы их взяли из банкомата? Самый неприятный момент для потери денег, правда?
— Правда. — Кобб изобразил на лице кислую улыбку.
— Во сколько вы вошли в метро?
— В девять тридцать.
— Не позже, вы уверены?
— Абсолютно. Я уже на платформе посмотрел на часы. Если уж быть совсем точным, то в девять тридцать пять. — Он посмотрел на часы, большие, золотые, фирмы «Ролекс», тем самым, по-видимому, желая подчеркнуть, что такие дорогие часы не могут врать.
— А потом?
— Вернулся домой, поужинал в баре неподалеку. Жена моя сейчас в отъезде. Она адвокат. Занимается юридическими вопросами финансовой деятельности частных компаний.
— И когда вы пришли домой?
— Около одиннадцати. Им ведь сказала консьержка. — Вновь кивок в сторону Селлитто. — Но они все равно не верят.
— Давайте вернемся на Сидар-стрит. Она была освещена? Люди возвращались домой?
— Нет. Там только офисы и магазины. Жилых зданий там нет.
— И ресторанов тоже нет?
— Есть несколько, но они работают только днем в обеденное время.
— Какое-нибудь строительство в окрестностях?
— На южной стороне улицы ремонтируется дом.
— Был ли кто-нибудь на тротуарах?
— Никого.
— Какие-нибудь машины, которые ехали подозрительно медленно?
— Не заметил, — ответил Кобб.
Кэтрин чувствовала, что остальные присутствующие внимательно следят за ней и Коббом. Они явно с нетерпением ждали — как и большинство зрителей в подобных ситуациях — главного «момента признания». Кэтрин старалась не обращать на них внимания. Для нее не существовало никого, кроме нее самой и допрашиваемого. Она находилась в своем собственном замкнутом мире — в «зоне», как выразился бы ее сын Уэс.
Она просмотрела сделанные записи, после чего закрыла блокнот и сменила одни очки на другие, так, словно переходила от очков для чтения к обычным. На месте больших круглых стекол и оправы пастельного
