варварство! Вы меня оскорбляете!
Пуласки приложил большое усилие, чтобы не опустить глаз под жгучим взглядом Мамеды.
– Сэр, заверяю вас, мы действительно спрашиваем всех, кто имеет доступ к innerCircle, об их местонахождении вчера во время совершения убийства. Включая мистера Стерлинга. Мы просто выполняем нашу работу.
Мамеда чуть поостыл, но снова раскалился, когда Пуласки спросил его, где он был во время остальных преступлений.
– Понятия не имею! – выкрикнул ночной менеджер, встал и, угрюмо кивнув, вышел, отказавшись разговаривать дальше.
Пуласки попытался сделать выводы из случившегося. Что означало поведение Мамеды? Страх разоблачения? Возмущение в связи с необоснованными подозрениями? Притворство? У молодого полицейского не было ответов на эти вопросы, а только ощущение, что он опять оказался в дурацком положении.
«Включай мозги», – приказал сам себе Пуласки.
Второй допрашиваемый, Шрейдер, представлял собой полную противоположность Мамеде. Это был типичный компьютерный фанат – длинный, нескладный, в мятом костюме, болтающемся на нем как на вешалке; руки испачканы принтерными чернилами. Через толстые, захватанные линзы очков смотрели выпученные глаза. В общем, полное несоответствие стилю «ССД». Если в поведении Мамеды сквозила виноватость, то у Шрейдера наблюдалась, по поверхностному определению Пуласки, легкая придурковатость. Он первым делом извинился за опоздание (хотя ничуть не опоздал) и принялся объяснять, что был занят – вытравливал «жучков» в компьютерной «проге». Потом пустился в технические подробности, позабыв, что разговаривает не с коллегой, а с копом, и Пуласки пришлось возвращать его в действительность.
Пальцы у Шрейдера постоянно бегали, будто по воображаемой клавиатуре. Он с удивлением (или притворным удивлением) выслушал рассказ Пуласки об убийствах. Выразив сожаление, Шрейдер ответил на поставленные перед ним вопросы: да, он часто бывает в ячейках данных; да, он
У него имелось алиби на воскресенье, поскольку около часу дня он пришел на работу проследить за последствиями крупного сбоя в системе, исправленного в пятницу. Компьютерщик снова попытался растолковать Пуласки суть проблемы, но тот довольно резко его остановил. Шрейдер подошел к компьютеру, установленному в углу переговорной комнаты, нажал несколько клавиш и развернул монитор экраном к Пуласки. На нем был табель отработанного времени. Полицейский убедился, что действительно в воскресенье стояла отметка о приходе Шрейдера в час дня, а ушел он уже после пяти.
Поскольку менеджер дневной смены находился здесь в часы, когда убили Майру Уэйнберг, Пуласки не стал утруждать себя выяснением его алиби на даты других преступлений.
– Думаю, с вами на этом закончим. Спасибо.
Когда тот покинул переговорную комнату, Пуласки бессильно откинулся на спинку стула, уставясь невидящим взглядом в узкое окно. От напряжения у него повлажнели ладони, желудок сжался в тугой узел. Он достал сотовый из футляра на поясе. Не соврал секретарь Джереми, похожий на гостиничного посыльного: связи тут нет.
– Ну, привет!
Пуласки подпрыгнул на месте от неожиданности. Тяжело дыша, он обернулся и увидел в дверях Марка Уиткома с желтыми блокнотами под мышкой и двумя чашками кофе в каждой руке. Рядом с ним стоял мужчина постарше – темные волосы припорошены преждевременной сединой. По его черному костюму и белой сорочке Пуласки догадался, что это сотрудник «ССД».
А им чего нужно? Молодой полицейский попытался изобразить на лице светскую улыбку и кивком пригласил их войти.
– Рон, я хотел представить вам своего босса. Знакомьтесь: Сэм Броктон.
Пожимая руку Пуласки, Броктон внимательно взглянул на него и произнес с кривой улыбочкой:
– Значит, это по вашей милости за мной шпионили горничные в вашингтонском отеле «Уотергейт»?
– Боюсь, что да.
– Что ж, по крайней мере я теперь не числюсь в подозреваемых. Если вам понадобится содействие исполнительно-правового отдела, обращайтесь к Марку. Он уже ввел меня в курс происходящего.
– Весьма признателен.
– Желаю удачи.
Броктон вышел, а Уитком протянул полицейскому кофе.
– Это мне? Спасибо.
– Ну как – продвигается?
– Продвигается.
Уитком рассмеялся и откинул со лба непослушную прядь белокурых волос.
– Вы, ребята, такие же скрытные, как и мы.
– Работа такая. Но я могу сказать, что все здесь нам помогают.
– Вот и хорошо. Вы уже закончили?
– Осталось получить кое-что от мистера Стерлинга.
Пуласки высыпал в кофе сахарный песок из пакетика и начал порывисто размешивать его ложечкой.
Уитком поднял свою чашку наподобие бокала с вином. Потом взглянул в окно на чистое голубое небо, на сочные зелено-коричневые цвета города.
– До чего ж не люблю эти маленькие оконца. Жалко – центр Нью-Йорка, и никаких видов.
– А почему так? Даже интересно.
– Чтобы снаружи не фотографировали. Эндрю очень серьезно подходит к вопросам безопасности.
– Неужели это возможно?
– Звучит дико, но на самом деле вполне реально, – ответил Уитком. – В дейта-майнинге крутятся большие деньги. Огромные деньги.
– Надо думать.
Пуласки согласился, испытывая, однако, некоторое недоумение: какие, собственно, секреты можно разглядеть с расстояния в четыре-пять кварталов отсюда, то есть с ближайшего офисного здания такой же высоты?
– Вы в городе живете? – поинтересовался Уитком.
– Да, в Куинсе.
– А я на Лонг-Айленде, хотя детство провел в Астории. Мы жили в районе бульвара Дитмарса, возле железнодорожной станции.
– Хо-хо, до меня оттуда три квартала!
– Да ну? Вы ходите в церковь Святого Тима?
– Нет, Святой Эгнис. Мы были в Тиме пару раз, но Дженни не понравились проповеди. Настоятель там очень уж строгий, винит тебя во всех смертных грехах.
Уитком улыбнулся:
– Узнаю отца Олбрайта!
– Да-да, это он!
– Мой брат, он в Филадельфии, служит копом, – так вот он говорит: «Если хочешь выбить признание из убийцы, запри его один на один с отцом Олбрайтом. Через пять минут сознается в чем угодно».
– Ваш брат – полицейский? – смеясь, переспросил Пуласки.
– В спецподразделении по наркотикам.
– Детектив?
– Ну да.
Развивая тему, Пуласки заметил:
