Детектив Сакс и прежде заезжала сюда за Пам, чтобы отправиться вместе в кино, кафе «Старбакс» или просто побаловать себя мороженым. Лицо девочки неизменно расцветало в улыбке при виде Амелии.
Но не сегодня.
Сакс прислонилась к нагретому капоту машины. Пам взяла на руки Джексона и подошла к ней, а вторая девочка, приветственно махнув рукой Амелии, вернулась в дом вместе с Космическим Ковбоем.
– Извини, что так поздно.
– Ничего. – Голос девочки звучал настороженно.
– Как домашняя работа?
– Домашняя работа есть домашняя работа. Что-то хорошо, что-то плохо.
В точности как минувший день у Сакс.
Она потрепала по голове собачку, которую Пам крепко прижимала к груди – так же, как иной раз и свои вещи. Девочка всегда отклоняла предложения помочь ей поднести школьную или хозяйственную сумку. Как догадывалась Сакс, она инстинктивно не желала расставаться с тем, что имеет; слишком часто ее лишали в прошлом.
– Ну, так в чем дело?
Сакс не сумела придумать деликатного предисловия и сказала напрямик:
– Я говорила с твоим приятелем.
– С каким приятелем? – не поняла Пам.
– Со Стюартом.
– Ты говорила со Стюартом?!
Листья дерева гинкго в свете уличного фонаря отбрасывали рябую тень на встревоженное лицо Пам.
– Я должна была это сделать.
– Ничего подобного!
– Пам… У меня душа болит за тебя. Я попросила своего знакомого в управлении – он занимается проверками граждан в целях безопасности – посмотреть, что у них есть на Стюарта.
– Как ты могла?!
– Я просто хотела убедиться в отсутствии черных пятен в его биографии.
– Ты не имела права делать это!
– Верно. Но я все-таки связалась со знакомым по электронной почте и только что получила ответ.
Сакс почувствовала, как в животе образовался комок. Противостояние один на один с бандитами, автомобильные погони со скоростью сто семьдесят миль в час – все это было ничто по сравнению с напряжением, испытываемым ею сейчас.
– Ну и что ты разнюхала? – Голос Пам дрожал от обиды. – Он кого-нибудь убил? Или серийный маньяк? А может, террорист?
Сакс помедлила. Хотела взять девочку за руку, но не решилась.
– Нет, милая. Но… он женат.
Глаза Пам моргнули в зайчиках фонарного света.
– Он… женат?
– Мне очень жаль, Пам. Его жена тоже учительница – в частной школе на Лонг-Айленде. У них двое детей.
– Нет! Не может быть!
Свободная рука Пам сжалась в кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Глаза пылали гневом, но Сакс не заметила в них удивления. Похоже, девочка сопоставляла услышанное с собственными наблюдениями. Возможно, Стюарт сказал Памеле, что не имеет домашнего телефона, а только мобильный. Или дал ей для связи особый адрес электронной почты, а общим попросил не пользоваться.
– Это ошибка! – упрямо заявила Пам. – Вы его с кем-то перепутали.
– Я только что встречалась с ним. Спросила напрямик, и он мне все рассказал.
– Нет, нет! Ты все придумала!
Глаза девочки горели, холодная улыбка исказила лицо и ранила Сакс в самое сердце.
– Моя мамаша поступала точно так же, когда хотела заставить меня отказаться от чего-нибудь. Наврет с три короба, как ты сейчас.
– Пам, я бы никогда…
– Все только и делают, что отнимают у меня самое дорогое! Но у тебя ничего не получится. Я люблю Стюарта, а он любит меня, и тебе нас не разлучить! – Пам резко повернулась и зашагала к дому, прижимая к груди собачку.
– Пам… – позвала Сакс, но голос у нее сорвался. – Постой, не уходи.
Девочка ступила в дом, но обернулась напоследок – волосы взметнулись в воздух, тело напряженно замерло на одно мгновение. Хорошо хоть, свет изнутри закрывал тенью лицо Пам; Сакс знала, что оно выражало ненависть, но видеть это было бы выше ее сил.
Воспоминания о фарсе на кладбище продолжали жечь мне душу.
Мигель-5465 должен был умереть и оказаться пришпиленным на бархатной витрине в коллекции бабочек, изучаемых полицией. Тогда копы объявили бы дело закрытым и все закончилось бы как нельзя лучше.
Но он не умер. Упорхнула бабочка. А мне что делать? Не могу же я опять инсценировать самоубийство. Им стало слишком уж много известно обо мне. Они получили информацию…
Я готов схватить свою бритву, выскочить на улицу и…
Спо-койно. Но оставаться спокойным с годами все труднее.
Пришлось отменить несколько трансакций, запланированных на вечер – в том числе празднование самоубийства, – и вместо этого иду в «кладовую». Мои сокровища действуют на меня умиротворяюще. Не спеша брожу по комнатам, вдыхая аромат своей коллекции, беру в руки дорогие мне предметы и перебираю сувениры, хранящие память о всевозможных транзакциях, совершенных за последние несколько лет. Как приятно коснуться щеки обрезком иссохшей плоти, женским локоном или ногтем с остатками лака.
Я устал. Сажусь перед картиной Харви Прескотта и рассматриваю изображенное на ней семейство. Они же уставились на меня. Как и на большинстве портретов, их взгляды устремлены на зрителя, с какой стороны он бы ни находился.
Это тоже воздействует на меня успокаивающе. Даже немножко дурманит.
Может быть, одна из причин, по которым мне так нравится это полотно, заключается в том, что люди на нем выглядят такими, какие есть. Они лишены воспоминаний, кои заставляют их мучиться, переживать, не спать по ночам, выходить на улицу, чтобы охотиться за сокровищами и «сувенирами».
Ох, эти воспоминания!
