Посредника отряхнули, надели фуражку на голову, взяли под руки и куда-то повели.
– А чай?! – воскликнул Косяк почти обиженно.
Афанасьев, не глядя, отмахнулся, из-за чего вся троица чуть не рухнула.
– Ну и ладно, – сказал Косяк. – Нам больше достанется!
Афанасьев оглянулся, погрозил пальцем – и троица скрылась во тьме.
Мы напились чаю, вымыли посуду, Косяк забрался в кабину, а я опять на крышу. Косяк наконец-то был счастлив. А мне и раньше было хорошо.
Офицеры вернулись заполночь – я как раз успел прослушать любимую передачу.
– Штаб! Стройся! – рявкнул Афанасьев.
Косяк выскочил из кабины, я кубарем скатился с крыши. В официальных ситуациях – когда начальник требует построения – докладывать полагалось мне: несмотря на равные звания, я был старше Косяка по должности. Мы с ним на пару составляли минимально необходимый экипаж боевой машины. Косяк давно не водил миномет, а я ни разу толком из него не выстрелил. Но шутки шутками, а мы и правда могли выгнать «Тюльпан» на огневую, развернуть, зарядить – и шарахнуть по клятым натовцам. Вдвоем это просто дольше, чем вшестером.
– Равняйсь! – скомандовал я.
Мы изобразили подобие строя. Афанасьев, конечно, валял дурака, но мы не имели ничего против свалять дурака в ответ.
За спиной майора капитан Дима Пикулин мелко хихикал и широко пошатывался.
– Смирно! Товарищ майор, за время вашего отсутствия…
– Вольно. Товарищи сержанты. В связи с успешным окончанием командно-штабных учений… Хм… М- да…
Тут Афанасьева заклинило. То ли он забыл, чего хотел, то ли передумал, то ли стоя задремал.
Капитан разрядил обстановку. Он просто обнял Афанасьева за талию и потащил в кунг. Майор сразу очнулся.
– Вольно! Разойдись! Отбой! – провозгласил он. – Всем отбой! Всем спасибо, молодцы!
Мы с Косяком переглянулись.
– Ты Афоню и Диму дольше знаешь. Как думаешь, ББМ четыре балла поставили или все-таки пять? – спросил я.
– Это пять! – убежденно сказал Косяк.
Утром спали долго. Полевая кухня уже готовилась сворачиваться, когда Косяк до нее добрался, но кашки пару котелков он там раздобыл. Позавтракали, выпили чаю, начали не спеша упаковываться. Я грустил. Мне страсть как не хотелось возвращаться в казарму. Все-таки находиться круглосуточно в компании ста с лишним человек – тяжкое испытание для психики. Надышавшись лесом, я это понял еще лучше. С другой стороны, и на том спасибо, некоторые всю службу в казарме сидят.
Я курил, глядя в лес, когда подошел Афанасьев и сказал:
– Значит так, товарищ младший сержант.
– Да, товарищ майор.
– У Косяка неподалеку родители живут. Получится небольшой крючок, но заехать в гости можно. Переночевать. Рассказывать про это в бригаде не надо. Понял? – Афанасьев сделал очень страшные глаза.
– Мне болтать об этом просто невыгодно, товарищ майор, – честно сказал я. – А то старший призыв от зависти на стенку полезет.
– Тебя ведь больше не трогают. Ты их… Утихомирил.
– Ну, вот я их и не провоцирую лишний раз.
– Значит, договорились?
– Слово.
– Тогда поехали. Косяк! Заводи!
Косяк завел, и мы поехали из леса.
Я уложил стопкой в углу кунга четыре матраса, упал на них, замотался в четыре одеяла и сладко заснул на четырех подушках. Проснулся от голода. Похоже, я в лесу разъелся, и теперь жевать хотелось постоянно.
Еды было много. Для начала следовало прикончить остатки утренней каши. Я насыпал себе полную миску, сел за стол и принялся наворачивать за обе щеки, поглядывая в окошко. Машина катилась по шоссе, вокруг были поля, за ними – то лесок, то деревенька. Идиллия.
И тут долбануло в распределительном щите.
У двери кунга, в самой его корме, за вещевым шкафом, был еще шкафчик, битком набитый хитросплетенными проводами. Сейчас там, по идее, не было нагрузки, но распределительному щиту забыли об этом доложить – и в нем со страшной силой замкнуло. Раздался громкий хлопок. В кунг выплеснулось облако черного дыма с отвратительным запахом горелой пластмассы. Дым был настолько плотный, что я ослеп. Защипало глаза.
Понятия не имею, почему я не бросил миску с кашей. Видимо, инстинктивно подхватил ее со стола. Так
