– Спасибо, не беспокойтесь, миссис Сэйер. Акклиматизация. Я всю прошлую неделю проторчал в Анкоридже. А здесь такая жара… До свидания, миссис Сэйер.
Мы выскочили из дома, шатаясь и пыхтя.
У машины страдал лейтенант. Я с ходу блеванул ему под ноги, эдак по-приятельски.
Лейтенант сразу ощутил себя при деле, полез в салон и достал из холодильника бутылку воды.
– Есть контакт? – спросил я Билли.
– Ты пей, – сказал Билли. – Душевно она тебя поела, хлоп ее железку. Есть контакт, есть. Лейтенант, карту.
Я прополоскал рот, напился и швырнул пустую бутылку в цветник.
На самом деле я бы с удовольствием запузырил ее в окно дома Сэйеров. И плевать, что горе у людей. Когда тебя выжрут до нулевой отметки, злость испытываешь звериную. Сейчас мне хотелось эту женщину как минимум изнасиловать за то, что я сам и натворил. Такая вот странная логика.
Никто меня не просил раскрываться перед Верой Сэйер и подпитывать ее измочаленную душу своей энергией. Но в момент прорыва сознания я разглядел, до какой степени бедняжка несчастна и подавлена. Мне стало до боли жалко ее, и я позволил женщине взять столько моих сил, сколько понадобится.
Ну, она и хапнула.
Не удивлюсь, если Вере сегодня приснится, что у нее потек ходовой реактор, и она среди ночи заорет супругу в ухо: «Диспетчер, мать твою, дай полосу! Иду на вынужденную, радиационная опасность, кто не спрятался, я не виноват!!!»
То-то смеху будет.
Над капотом машины светилась карта.
– Здесь, – Билли ткнул пальцем чуть ли не в самый центр болота. – В радиусе ста-ста пятидесяти ярдов.
– Живая? – спросил я.
– Вряд ли, потому что я не смог взять пеленг. Ухватил только последнюю смену курса и прикинул физические возможности девочки. Главное, больше ей негде быть. Либо она здесь, либо я ничего не понимаю. Не провалилась же Сара сквозь землю, прямо в Африку, хлоп ее железку!
– Кларисса! – Лейтенант уткнулся носом в ком. – Поднимай спасателя! Даю координаты…
– А пойду-ка, – решил я, – пообнимаюсь вон с той молодой яблоней.
– С грушей, – поправил Билли.
– Гребаный педант, – отозвался я и пошел обниматься с грушей, стараясь не думать, что дереву от моих объятий придется тухло.
И вообще, это просто груша. Или яблоня.
В голове все путалось. Никогда я ни с одним человеком не сближался ментально так, как с Верой Сэйер. А у нее внутри жил целый вихрь эмоций. Всегда. Страстная натура, засушившая себя в угоду мужу. Так родители воспитали. Она с детства ломала себя под других. Ее за это дочь и жалела, и презирала.
– Мы дважды обследовали тот сектор, – говорил лейтенант.
– А я тут при чем, хлоп твою железку?!
Вере тридцать восемь. Много читает. Думает, не сменить ли профессию. Она слабый исследователь, зато умелый программист. Машину водит неплохо. Готовит посредственно. У нее точеная юная фигурка.
Тьфу!
– Над болотом, конечно, испарения, но они не могут так искажать… – бубнил лейтенант. – Мы бы засекли тело визуально.
– Какое тело?! Вы же гоняли над самой поверхностью, индивидуумы хреновы, и выхлопом там все перелопатили! Да от девчонки, наверное, одни тапочки остались, хлоп твою железку!
– Но сканеры…
– Ножками ходить надо было, ножками! На брюхе ползать! Осознал?!
Наверху зашелестело, в сторону леса прошли две машины, впереди патрульная, следом большая открытая платформа спасателей.
Я сидел на траве, прислонившись к дереву спиной, качал энергию и мечтал о том, чтобы спасателям повезло. Тогда можно будет убраться отсюда к черту и все забыть. Пусть вытащат из леса Сару, желательно не совсем мертвую, и мы уедем. И мне плевать, кто прячется в болоте.
– Ванья, ты дышишь? – спросил Билли, стоя надо мной и протягивая бутылку. – На, еще водички попей.
– Дышу, – сказал я, припадая к горлышку.
– Зачем ты ей позволил?..
– Вере было очень плохо.
– Какой Вере? – удивился Билли. – А, ну да. Ты теперь, небось, знаешь ее как свои пять.
– Лучше, чем ты Сару. Впрочем, Сару я тоже знаю. Интересная девочка. У нее врожденный талант намного серьезнее наших приобретенных.
