– От Адама?! Поглядел бы я на того Адама…
– Человеческие существа очень разнятся, сын мой. Давно наши мудрецы озадачены вопросом, как относиться к этим… Панам. И склоняются к тому, что создания сии более человеки, чем нет. Погляди сам: две ноги, две руки…
– Да что же теперь – крестить его?! – воскликнул Добрыня.
Голос воеводы прозвенел в наступившей внезапно тишине – весь двор кланялся. Добрыня и Илья спешно повернулись к терему и тоже склонили головы.
Князь был весел, а правду сказать – навеселе.
– О чем спор? – спросил он, неся грузное тело прямо на Илью. – Всегда где мой Урманин, там спор. Верный мой Урманин. Дай я тебя поцелую. Вот! И вот! Всем глядеть, как я его целую! Вот! Ну, храбр! Я на тебя надеялся, я знал! Это ж надо какую ты мне приволок… зверюгу.
– Церковь сомневается, что зверюгу, – пожаловался Добрыня.
– А кого? – удивился князь. – Пойдем смотреть.
Приобняв Илью и увлекая его за собой, князь двинулся к саням.
– Видел уже, – шепотом сообщил он. – Но еще посмотрю. Так положено, чтобы при всех. Да и лишний раз не вредно.
Соловый глаз не открыл, дышать глубже не стал, валялся на санях грудой мяса и шерсти.
– А отец Феофил так напугался, что с амвона упал! – прошептал князь и тонко захихикал. – Илюша, пускай волот еще свистнет! И вообще, покажи его. Представь. Чтобы крепче запомнили, кого бояться.
– Не надо бояться! – возразил Илья.
– Глупый. Меня бояться, меня! И тебя.
– А-а… Ну, я попробую, – согласился Илья.
– Помогайте ему, – велел князь гридням.
Солового общими усилиями отвязали от саней и усадили на них. Илья освободил ему пасть. Волот мучительно закашлялся.
– Ишь ты, прямо по-человечески, – заметил князь. – Вот же тварь.
Поднять великана, чтобы все оценили его вышину, не смогли – ноги, видно, совсем отнялись, Соловый падал. Но даже сидя он был ростом с Илью. А уж шириной…
Илья тихонько свистнул. Волот приоткрыл глаз и вдруг глянул на своего мучителя с такой бешеной злобой, что Илья едва не попятился. И свистнул еще.
– Затыкай уши, княже.
Князь послушно сунул руки под шапку.
Соловый опять закашлялся, сплюнул, негромко ухнул, глухо, но так, что эхо прокатилось по крышам.
– Давай-давай! – прикрикнул князь.
Илья свистнул как надо, по-лешачьи. И Соловый не выдержал, ответил.
Волот издал дикий вопль, от которого вскочил даже пьяный под столом и полопались окна в тереме. Бояре полезли на забор, в страхе отшатнулись гридни, а митрополит упал на ровном месте.
Соловый визжал и улюлюкал. Он пытался вскочить с саней и попереть на Илью. Но рухнул на колени и так остался стоять, раскачиваясь и мотая головой. С его мясистых губ летела пена. Теперь он только шипел.
– Слыхали? – спросил князь, оглядываясь. – Эй, а куда вы все?..
Посмотрел, как поднимают митрополита, и вроде бы остался доволен. Щелкнул пальцами, чтобы поднесли вина. Жадно выпил.
Подошел Добрыня.
– Теперь голову с плеч – и кончено дело, – сказал воевода. – Довольно тварь бессловесную мучить, веселиться пора.
Илья согласно кивнул.
– Прямо не знаю, – пробормотал князь, утираясь рукавом.
Илья и Добрыня, разом повернув головы, недоуменно уставились на него.
– Ну да, кричит, – объяснил князь. – И на черта похож. А на человека тоже похож. Разъясни, отец Феофил.
Митрополит был уже тут как тут.
– Трудный вопрос, сын мой. Я как раз говорил храбрам – существо это может вести свой род от одного с нами корня. От первого человека, созданного Господом. Мы все очень разные, ваша кожа бела, а моя смугла. А сколько удивительного народу приходилось мне встречать – и шестипалых, и волосатых, знал даже одного мальчика с хвостиком… И вот еще пример – бывало ли, чтобы ослица или коза понесла от человека?
– С этим мы боремся! – строго заявил Добрыня.
– …А от панов женщины беременеют.
