– Давненько такого не было, да? – Добрыня приглушенно рыкнул от злости. – Знак добыть непременно. А этого хитреца живьем брать надо – сам пытать стану.
– Будем молиться, что он в Киеве. Гридни сыщут его.
– Князь-то знает? Насчет гридней?
– Даже одобряет. Только про ворота ему не рассказывай, это лишнее. Теперь-то их сторожат днем и ночью… Ну, я тебе еще нужен?
– Иди распоряжайся.
Ключник ушел, горестно вздыхая. Добрыня поманил к себе Касьяна.
– На кого думаешь, молодец?
Касьян развел руками и покачал головой.
Добрыня встал с крыльца, подошел к Касьяну и навис над ним. Ловец съежился. Перед Ильей он вроде хорохорился, а воевода прямо раздавил новгородца. Верилось, что Добрыня прибил бы Хакона Маленького и еще дюжину Хаконов Злых, не думая.
Он разрушал целые города.
Но он же и строил новые.
– Ничего вам, молодым, поручить нельзя, – произнес Добрыня с убийственной тоской в голосе. – Ни на что вы не годитесь. Жечь, ломать, разбойничать всегда пожалуйста. В землю сыру закопаться, хе-хе, и то можете. А как серьезное дело… Эх! Говори, когда отсюда вышли – куда пошли? Сразу из города? Или задержались?!
– Темнело уже, – промямлил Касьян. – Мы еще ночь по кельям…
– А до того, как по кельям?..
– А до того – по харчевням, – ввернул Илья с крыльца. – И Денис не возражал.
Воевода на Илью только покосился, а Касьян – тот вытаращился.
– Денис никогда не возражает, если за него платят, – объяснил Илья.
Добрыня крепко взял Касьяна за плечо.
– Кто из твоих пил с местными?
Касьян горько повесил голову.
– Их же сорок, за всеми не уследишь, – еле слышно ответил он.
– Черт тебя побери, – сказал Добрыня и перекрестился. Заложил руки за спину, прошелся мимо крыльца туда-сюда.
Из-за терема выбежал гонец, невысокий, легкий, сухощавый, под таким конь стрелой летит. Воевода отвел гонца в сторонку и принялся что-то втолковывать. Гонец кивал. «Да знаю я Дениса!» – донеслось до крыльца. – «Ну, с Богом тогда».
– Так! – Добрыня вернулся на крыльцо, долго усаживался, сильно подвинул Илью, притиснувшись к нему вплотную, и вроде слегка повеселел.
– Я все забыл, что хотел? – спросил воевода сам себя. – Что-то точно забыл. Ага! Чего нам делать с этим Касьяном… Михайловичем? Раз уж мы не прибили его дедушку. Ты, брат, кажется, советовал молодца выпороть?
– Я сказал – всех! – кровожадно напомнил Илья.
– Кроме меня, – подал голос Микола, утомившийся стоять и молчать.
– Всех, кроме Подсокольника, – поправился Илья.
– Всех, кроме лысого хрена Подсокольника – это значит и тебя тоже, брат.
– И тебя, брат! А давно нас не пороли. Эх, годы наши…
– Это старость, брат. Это старость.
Воевода обнял Илью и притиснул к себе. Крыльцо хрустнуло.
– Будто в прежние времена, – сказал Добрыня. – Сидим на крылечке. А помнишь, как мы встретились да побратались… Прямо тут? Да уж! Эх, вернуть бы молодость. Все бы исправил, все бы сделал лучше. Веришь, нет, я ночами не сплю, от расстройства зубами скриплю, теми, что еще не выпали… А ну покажи зубы! Да покажи зубья, медведь! Дай позавидовать!
На крыльцо вышел тиун. Так же, как раньше ключник, сдержанно кашлянул, чтобы обратить на себя внимание.
– Великий князь наш и благодетель призывает к себе Илью Урманина, – провозгласил тиун с достоинством и поклонился. – И тебя, воевода, тоже.
Добрыня оглянулся на Миколу:
– Подсокольник! Забери на сегодня Касьяна к себе. Только смотри, чтобы не спалил чего, хе-хе, или в землю не зарылся, он такой. Отдыхайте, молодцы, завтра с утра вам в дальний путь. Раньше середины лета не вернетесь. Прощайте.
Микола и Касьян отвесили воеводе поклон до земли, причем Подсокольник успел так грозно зыркнуть на новгородца, будто собирался его зарезать прямо за воротами.
– А я? – удивился Илья.
