поменяли свои коды, но Служба по-прежнему копается в их компьютерах как у себя дома.
– Все равно, раз ее взяли чужие эсэсовцы, нам до нее не добраться. А надо бы. Это ведь из-за нас так получилось.
– Ты полагаешь, клякса сможет исправить положение?
– Уверен. Слушай, брат, ты же во всю эту чушь не верил! Ты слово «биоэнергетика» выговорить не мог!
– Жизнь заставила, – сказал Вестгейт и положил Игорю на плечо теплую дружественную руку.
– Настоящая жизнь? – спросил Игорь ехидно, но без желания обидеть.
– Настоящая, – кивнул Вестгейт.
– Тогда мы что-нибудь придумаем. Да?
– Конечно. – Вестгейт улыбнулся и отошел к столу. – Кстати, ты смотришь в правильном направлении. Он улетел именно отсюда. Несколько часов назад. Сбросил меня на крышу и улетел.
Игорь с трудом отвернулся от окна.
– Как страшно узнать, что все это правда, – сказал он. – Что мы живем на маленькой задрипанной планетке, и настоящая жизнь несется мимо нас. А то, что мы по глупости своей полагаем настоящей жизнью, – это так, мышиная возня. Как страшно, брат.
– А ты голову – в песок, – посоветовал Вестгейт, умело разливая по стаканам пиво так, чтобы не поднималось слишком много пены. Этому нехитрому искусству он научился у Игоря.
– Ни один нормальный страус никогда не прятал голову в песок, – сказал Игорь.
– А ненормальный? – спросил Вестгейт. – Какое, наверное, сильное зрелище – страус в мании преследования!
– Я так рад тебя видеть… – сказал Игорь очень тихо, потому что у него вдруг запершило в горле и навернулись слезы на глаза.
– А я – тебя, – сказал Вестгейт. – Вот за это и выпьем!
Далеко, на другом конце Москвы, одурманенный наркотиками пожилой безумец, пристегнутый ремнями к больничной койке, почувствовал его настроение и улыбнулся широкой счастливой улыбкой. Улыбнулся во сне.
