же деревне себе дачу сняла и все время лезет его целовать. А ему стыдно перед ребятами.
— Ясно, — сказал Владимир Сергеевич. — А у тебя. Толя, к кому претензии?
— А он разозлился на нашу пионервожатую! — сказал Славка. — Сегодня Гришка подошел к Тольке да как плюнет на него, а Толька не растерялся и тоже в него плюнул. Ну, тут и пошло! А Галя их заметила и обоих заставила на кухне картошку чистить. А он удрал.
— Э-эх, граждане… — сказал Владимир Сергеевич. — А мне кажется, что вы сюда не по адресу попали. Во-первых, у вас не веские доводы для приема в наше содружество. Ну, что же — мачеха? Мачеха, видно, у Славки хорошая. А во-вторых, зачем же нам такие члены, которые плюют друг на друга?
— Не примете, значит? — спросил Славка.
— Нет. Надо вам сначала еще арифметику товарищества изучить.
— Чего-о? — удивился Толя.
— Арифметику! — наставительно сказал Лешка. — Как надо относиться друг к другу. А потом уже к нам приходите на… высшую математику.
— А как же мы будем арифметику изучать? — спросил Толя.
— А это уж я не знаю, — развел руками Владимир Сергеевич. — Это дело вашей Гали.
— А она сама ничего не умеет делать, — вдруг сказал Славка. — Мы ее попросили морской узел завязать, а она не умеет.
— И не знает, как в лесу без солнца найти восток или запад, — добавил Толя.
— Лешка, веревку! — скомандовал Владимир Сергеевич.
И когда Лешка принес пеньковую бечеву, Владимир Сергеевич, не задумываясь, разрезал ее на две части, а потом быстро связал витиеватым морским узлом и протянул ее пионерам.
— Прошу, на память! А насчет востока и запада, так это легче легкого: вон, видите, на елке ветки растут? Так запомните: их всегда больше на южной стороне. И тут уж сами определяйте, где восток или север.
В это время около шалаша, к нашему изумлению, появился сам председатель колхоза Коляскин. Он шел, как всегда, с хворостинкой в руках.
Владимир Сергеевич никогда не видел его в лицо, и поэтому его глаза насторожились.
— Добрый вечер! — просто сказал председатель. — Ну, как поживаете, разбойнички? — И, протягивая руку Владимиру Сергеевичу, добавил: — Я — Коляскин.
— А-а, слышал, — улыбнулся Владимир Сергеевич. — Наш поилец и кормилец! Присаживайтесь к огоньку. А кстати, насчет разбойничков. Это у вас в колхозе одноглазый Соловей-разбойник живет! Чуть вот у Юрки весь вкус к работе не отбил!
— Этот может! Мрачноватый тип. За хулиганство сидел. Мы взяли его всем колхозом на поруки прямо из суда. Может быть, человека сделаем!
Коляскин сел на нашу самодельную скамейку, снял картуз, как будто зашел в комнату, и положил его рядом с собой.
— А я к вам по делу…
— По какому? — спросил Владимир Сергеевич и поглядел на меня и на Лешку: уж не набедокурили мы чего-нибудь в деревне?
— Да оно не очень сложное, но и не очень простое. Вы, кажется, геолог?
— Да.
— А в воде разбираетесь?
— Да, кажется, разбираюсь… Вообще-то у меня другая специальность, я — поисковик… А что у вас с водой?
— Понимаете, нам артезианский колодец надо. Бурить хотим. Не поможете, а?
— Одну секунду, — сказал Владимир Сергеевич, — вот я сейчас отпущу этих двух ходоков, — он кивнул на пионеров, — и мы займемся с вами. Ну, как, граждане, вам ясно?
— Ясно, — ответил Толя и, толкнув в плечо своего приятеля, побежал по тропинке в лес.
За ним, подскочив на месте, побежал Славка.
— Хм… Тоже мне обиженные! — усмехнулся им вслед Владимир Сергеевич. — И придумают же: детский партизанский отряд!..
Коляскин достал пачку «Беломора» и закурил.
— Так вот, — начал он, — мы хотим расширить молочную ферму, а вода у нас не очень чистая и ее не хватает.
— Верховодку только используете?
— Да, из колодца берем. Ну, и полчаса назад мы на правлении решили поискать воду получше и бурить землю около фермы. А потом я подумал, что могу сразу проконсультироваться у вас, и пришел к своим колхозничкам. — Он взглянул на меня и на Лешку. — Это от них я узнал, что вы геолог.
— Вообще что я могу сказать? — ответил Владимир Сергеевич. — Конечно, я могу заняться этим делом — дать предварительный прогноз, но все равно вам придется приглашать мастеров. Надо ведь буровой станок привезти, трубы, фильтр, насос…
— Это я все знаю, — сказал Коляскин. — Мы достанем. Но пока там приедет человек из Москвы, а вы уже тут, под боком. Может быть, возьметесь? А мы уж оплатим.
— Да какая там оплата! — улыбнулся Владимир Сергеевич. — Все равно мы отдыхаем. И дело-то не сложное: съездить в Москву, в Геологическое управление, и достать материал по вашему району. Кстати, там у меня и друг есть, он поможет.
— Вот и спасибо! — сказал Коляскин. — А ваших мальчишек я с завтрашнего дня на новый объект перебрасываю. Надо будет крышу на школе починить. Пусть приходят завтра в правление, там Михей Николаевич, кровельщик, будет их ждать.
Когда Коляскин ушел, Владимир Сергеевич сказал:
— Вот вам и шалаш! Видали? Вот они, костры наших душ! О вас уже легенда идет: отряд! Вас уже на работу приглашают! Человек нигде не пропадет, только бы у него руки были. А давайте споем песню, а?
Настроение у нас у всех было отличное, и мы запели нашу любимую «Взвейтесь кострами!».
Я пел эту песню и чувствовал, как у меня по спине мурашки ползут от ее таких сильных, мужественных и призывных слов.
Лешка и мохнатое
Однажды утром Владимир Сергеевич оторвал нас с Лешкой от костра, на котором мы пытались обжечь самодельную глиняную вазу, и позвал в орешник. Здесь мы присели на корточки, и Владимир Сергеевич ткнул пальцем в большую паутину.
— Посмотрите, — почти шепотом сказал он, — это ведь целый мир!
Похожая на большую шестиугольную антенну, паутина серебрилась на солнце. Сам хозяин этого мощного сооружения — толстый паук, видимо отдыхая от жары, сидел в тени под листиком.
Паутина была выткана необыкновенно искусно. Большой шестиугольник имел внутри себя еще пятьдесят шестиугольничков, и каждая грань была точно параллельна другой. А все это держалось на двух основных нитях, растянутых между сучками.
В середине сетки болталась высохшая оса, рядом с ней, свернув набок головку, висела пойманная за шею муха, а мертвый комар был словно распят за ножки.
Но один комарик был еще живым. Он зацепился за паутину тоненькой ножкой и висел вниз головой. Он ожесточенно махал крыльями, бился о паутину так, что она вся дрожала, подтягивался на зацепившейся ножке, и все было бесполезно. У комара, вероятно, уже иссякали силы, потому что он все реже и реже пытался выпутаться.
И вот, почувствовав добычу, из-под листочка на свет вылез паук и, медленно переставляя ноги, двинулся к своей жертве.
— Сейчас ему тут каюк! — сказал я о комаре.
