Гена. Ребята ничего не знают, а мы ведь каждый день из-за Петьки жизнью рискуем. И мне это все надоело. Нас душат, как котят! Мы теряем лучших людей…
Шурик. Это кто же лучшие люди?
Гена. Да это я так, просто к слову сказал.
Шурик. А я думал… ты про эту…
Гена. Про кого?
Шурик. Ну, про эту… Даже язык не поворачивается ее назвать!
Гена. И не называй! Теперь всем ясно, кто она! Змей Горыныч!
Шурик. Вот правильно — Горыныч! Ты слышал, как она этому Петьке сказала: «Остаюсь у тебя навеки»?
Гена. А разве она так сказала?
Шурик. Ну вот, здрасьте! Я, что ж, глухой, что ли? Остаюсь, и точка! И они еще с Петькой какую-то клятву друг другу дали!
Гена (мрачно). Про клятву я слышал. В общем с этой минуты на Петьку с Люськой мы ставим крест. Надоело! Будем шефствовать над другими людьми, более разумными. У нас и так от своих дел голова кругом идет!
Пауза.
Шурик (вздохнув). Слушай, Генк, а, между нами говоря, от чего у тебя голова кружится? От малокровия или… от трусости? Так сказать, от первого или от второго?
Гена. По-честному. (Пауза.) От второго.
Шурик. С этим можно бороться.
Гена. А как?
Шурик. Тренировка, и все!
Гена. А мне кажется, что ничего не выйдет.
Шурик. Один момент! (Берет с Генкиного рабочего стола складной метр и измеряет высоту шкафа.) Та-ак… Один метр восемьдесят сантиметров!
Гена. А что ты хочешь делать?
Шурик. А ну-ка, марш на шкаф! (С помощью Шурика встав на стул, Гена взбирается трусливо на шкаф и хватается за абажур.) А ты отпусти лампочку и распрямляйся!
Гена. А мне кажется, тут абажур немножко не исправен.
Шурик. Ладно, ладно! Не хитри! Распрямляйся!
Гена распрямляется.
Ну, что слышно под ложечкой?
Гена. Ой, екает! Знаешь, я слезу! Я больше не хочу этих процедур! Пусть буду таким, как есть, и ладно.
Шурик. Нет, не ладно! Для тебя все равно, а для нашего класса не все равно! У нашего председателя совета отряда ничего не должно екать: ни печенка, ни селезенка. А теперь будем прыгать со шкафа. (Отодвигает стул от шкафа.)
Гена. Ой, что ты делаешь?!
Шурик. Продолжаем лечение! (Уходит.)
В комнату медленно, какой-то странный и тихий, будто уже отрешенный от земных забот и тягот, входит Петька. Скрестив руки на груди, он останавливается перед антигравитоном с надписью: «Руками не трогать!» — и ногой приподнимает покрывало, которым накрыт аппарат.
Гена. Эй, Петька, ты чего делаешь? Руками нельзя, так ты ногами?
Петя (еле удостаивает взглядом Генку и начинает медленно ходить по комнате). Во-первых, я теперь уже не Петька, а Петр Иванович, а во-вторых, это невежливо — принимать гостей, сидя на шкафу.
Гена. А я тебя не звал в гости, ты сам притащился.
В комнату с подушкой в руках: незаметно для Пети на цыпочках входит Шурик.
Петя. Это тоже дурной тон перебивать своих собеседников на полуслове. Вы же не знаете, что у меня «в-третьих». Я пришел сюда с грузом своих мыслей и переживаний, которыми я решил поделиться с вами.
Шурик (стоя за шкафом, шепотом). Генка, во заливает! Ты с ним держи ухо востро!
Гена (Пете). Ну, и что же это у тебя за груз?
Петя. «В-третьих» тебя интересует? (Пауза.) Да-а, а я все-таки никогда не пожалею, что учился в нашем классе. Здесь всегда была такая атмосфера, которая меня окрыляла и вдохновляла на свободный полет мыслей. Здесь я познал основные законы физики, узнал, отчего происходит электричество. Берется с одной стороны «плюс», с другой стороны «минус», соединяются проводами — и готово! Здесь у меня родилась скромная идея, та, о которой, может быть, скоро заговорит весь мир.
Гена. А чего это ты так жалобно говоришь? Ты что, помирать собрался? Или оттого, что мы с Шуриком подорвали твой авторитет?
Петя. Нет, Гена, мой авторитет никто и никогда не подорвет, поверьте мне! А впрочем, я чувствую, что вы меня не поймете и я только зря время теряю. Или разве вы мне дадите одну очень важную физическую формулу?
Гена (удивленно). Формулу?! А какую формулу?
Петя. А такую… Но, впрочем, мне… мне ничего не надо!
Гена. Ну, а какую все-таки? Что тебе надо определить?
Петя. Ну, длину пути… движения.
Гена. А что у тебя там движется?
Петя. Тело движется.
Шурик (испуганно, за шкафом, подсказывая Генке). Какое тело? Человеческое?
Гена (Пете). Живое?
Петя. Это неважно. Можно и мертвое, то есть неодушевленный предмет.
Гена. А куда оно будет двигаться, это тело?
Петя. По наклонной плоскости.
Шурик (за шкафом). Фу, черт, даже страшно становится! Мертвое тело по наклонной плоскости…
Гена. Ну, так бы сразу и сказал, какая тебе формула нужна, а то пришел, запел, как нищий: «Подайте Христа ради!»
Петя (меняя тон, становясь прежним Петей). Слушай, ты, утильсырье! Ты что, не видишь, что человек в глубоком раздумье? Замолчи, говорят! А то как дам, то сразу со шкафа сальто-мортале сделаешь! (Опять взгрустнув.) Короче говоря, сегодня в пятнадцать часов двадцать семь минут по гринвичскому времени я принял решение. И это решение никто не сможет изменить.
Гена. А какое решение?
Петя (вздохнув). Пройдут года, зазеленеют рощи, запоют соловьи и канарейки, и начнут они вить гнездышки. Но когда вспомнят обо мне люди, то некоторые из них очень и очень пожалеют, что в свое время они не дали мне формулу. (Строго, после паузы.) Значит, ты не окажешь мне последнюю услугу?
Гена (решительно). Нет! Пойди и сам поищи в учебнике!
Петя (печально). Ну что ж… Пойду посмотрю в последний раз на нашу школу, где я провел года свои златые. (Уходит.)
Шурик (выходя из-за шкафа). Генк, ты слышал? У меня,
