— Пытался связаться с Дэнджерфилдом.
— Терапия? — Спросила она.
— Да, — кивнул он.
— Похоже, не слишком удачно?
— Ничего, завтра попробую снова, — сказал Стокстилл.
Орион Строд, на мгновение забыв о цели их прихода, заметил Стокстиллу:
— Правильно, правильно, вы же были психиатром.
Хоппи нетерпеливо вмешался:
— Так что же мне тут принесли? — Он бросил взгляд на стоящего позади Строда Гилла, и заметил коробку с сигаретами и ящик бренди. — Это все мне?
— Да, — ответил Гилл. — В знак нашей признательности.
Тут же и коробка и ящик выскользнули из его рук. Эндрю растерянно мигая, следил, как они подплыли по воздуху к Хоппи и медленно опустились на пол прямо перед мобилем. Калека тут же открыл и то, и другое манипуляторами.
— Ээээ, — смущенно начал Строд, — мы еще хотели кое-что тебе сказать. Ничего, если прямо сейчас? — Он с опаской смотрел на Хоппи.
— Так, а что еще? — Оторвался наконец от подарков Хоппи. — Что вы еще принесли, чтобы отплатить за услугу?
Бонни, наблюдающей за происходящим, пришло в голову, что она никогда не представляла, насколько же он все-таки ребенок. Просто маленький ребенок… конечно, мы должны были принести намного больше, все подарки следовало красиво упаковать, перевязать ленточками, и украсить веселыми открытками.
— Так что, больше ничего нет? — раздраженно осведомился Хоппи.
— Сейчас пока, нет, — сказал Строд. — Но обязательно будет. — Он окинул взглядом остальных членов делегации. —
— Понятно, — отозвался калека. Но, похоже, не особенно поверил услышанному.
— Честно-честно, Хоппи, — поспешно сказал Строд. — Святая, истинная правда.
— Я не курю, — сказал Хоппи, разглядывая сигареты. Взяв пригоршню «ярлыков», он раздавил их в манипуляторе и ссыпал на пол. — От этого бывает рак.
— Ну, видишь ли, — начал Гилл, — это с одной стороны. — А с другой…
Калека усмехнулся:
— Сдается мне, что это все, что вы собираетесь мне дать, — сказал он.
— Да нет же, — уверил его Строд. — Будет еще куча всего.
В хижине воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском статики из динамика.
Из угла комнаты вверх поднялся какой-то предмет — большая лампа для передатчика — поплыл по воздуху вперед, ударился об стену и громко взорвался, засыпав присутствующих осколками стекла.
— Да нет же, — передразнил Хоппи Строда его низким звучным голосом. — Будет еще куча всего.
Глава 15
Тридцать шесть часов Уолт Дэнджерфилд провалялся на койке в каком-то полубессознательном состоянии. Теперь он точно знал, что у него никакая не язва; это был сердечный приступ, и возможно, очень скоро он его убьет. Несмотря на все то, что говорил этот психоаналитик Стокстилл.
Передатчик спутника продолжал раз за разом транслировать легкую концертную музыку. Нежные звуки струн создавали иллюзию комфорта и довольства. У Дэнджерфилда не было сил даже подняться и пойти выключить музыку.
«Тоже мне, доктор выискался, — с горечью думал Уолт. — Не нашел ничего лучшего, как предложить бумажный пакет. Это было похоже на сон… едва слышный голос, исполненный такой уверенности в себе. И каково же оказалось разочарование».
Сообщения поступали со всего мира — по мере того, как спутник кружился вокруг него по орбите. Его записывающее оборудование ловило их и снова отправляло, но и только. Отвечать Дэнджерфилд больше не мог.
«Думаю, надо сказать им, — подумал он. — Похоже, время пришло — время, которого мы ожидали, все мы — наконец пришло».
Он на четвереньках добрался до кресла перед микрофоном, кресла из которого он целых семь лет общался с родной планетой. Немного посидев и отдышавшись, Уолт включил один из маленьких магнитофонов, взял микрофон и принялся диктовать послание, которое, когда он наговорит его до конца, будет непрерывно транслироваться вместо концертной музыки.
— Друзья мои, с вами говорит Уолт Дэнджерфилд. Хотелось бы поблагодарить всех вас за то чудесное время, которое мы с вами провели в разговорах. Это помогало нам чувствовать, что все мы вместе. Однако, боюсь, что эта моя хворь больше не позволит мне продолжать делать то, что я делал все эти годы. Поэтому с превеликим сожалением должен заявить, что разговариваю с вами в последний раз… — Он с трудом продолжал говорить, аккуратно подбирая слова, стараясь, чтобы им, его слушателям там, внизу, было не так горько. Тем не менее, он сказал им правду, он сказал, что ему, похоже, пришел конец, и что теперь они должны найти какой-то другой способ общения друг с другом, научиться обходиться без него. Закончив, он выключил микрофон, и устало, по давней привычке прокрутил записанное.
Но лента оказалась пуста. На ней не было абсолютно ничего, хотя он говорил около пятнадцати минут.
Очевидно, что-то случилось с оборудованием, но сейчас ему было все равно; он снова включил микрофон, перещелкнул несколько переключателей на пульте, на сей раз, решив передать свое послание напрямую. А уже жители того района, на который велась передача, как-нибудь разнесут его послание дальше. Другого выхода он не видел.
— Друзья мои, — снова начал он, — Это Уолт Дэнджерфилд. У меня для вас плохие новости, но… — И только тут он понял, что говорит в мертвый микрофон. Динамик над головой молчал; значит, передача не велась. В противном случае, он слышал бы собственный голос.
Сидя и пытаясь понять, в чем дело, он заметил кое-что еще, кое-что куда более странное и зловещее.
Вся окружающая его аппаратура работала. Причем, судя по всему, работала уже некоторое время. Высокоскоростные магнитофоны, которыми он никогда не пользовался, теперь бешено крутились — в первый раз за семь лет. Уставясь на них, Уолт заметил, как щелкнули реле, один магнитофон замер, зато заработал другой, только уже на обычной скорости.
«Ничего не понимаю, — сказал он себе.
Очевидно, системы принимали сигнал на высокой скорости, а теперь один из них начал воспроизводить записанное. Но кто все это запустил? Только не он. Приборы показывали, что передатчик спутника включен, идет передача. В тот момент, когда он понял, что информация, уловленная и записанная, теперь транслируется, динамик над его головой ожил.
— Так, так, так, — с усмешкой произнес голос — его собственный голос. — С вами снова ваш старый приятель, Уолт Дэнджерфилд. Прошу прощения за эту концертную музыку, обещаю, такого больше не повторится».
«Когда же я говорил такое? — недоуменно спросил он себя, оцепенев в кресле, и растерянно слушая. Он был потрясен и озадачен. Голос был так похож на его собственный, так жизнерадостен. Разве я мог бы сейчас так говорить? Так бодро говорить я мог разве что много лет назад, когда еще был здоров, и
— Короче, — продолжал голос, — то легкое недомогание, о котором я вам говорил… видно, в кухонном шкафу завелась прожорливая мышь. Думаю, вы умерли бы со смеху, представляя, как Уолт Дэнджерфилд со шваброй гоняется по спутнику за мышью, но примерно так все и было. Короче говоря, часть моих запасов оказалась испорченной, а я и не заметил… во всяком случае, брюхо мне прихватило. Однако, — тут он услышал свой собственный знаменитый смешок, — я уже в полном порядке. Знаю, вы будете рады услышать это, все вы — те, кто нашел возможность прислать мне пожелания выздоровления. Я очень вам благодарен