с бейсбольный мяч.
— Это из 202-го, — весело отозвалась Марен.
— Мой эскиз? — Он уставился на прибор. Внедрение. Эта штука была пущена в розничную торговлю по решению одного из сокомов. — А что он делает?
— Развлекает.
— Как?
Марен вышла из комнаты совершенно голая.
— Скажи ему что-нибудь. Глядя на нее, Ларс ответил:
— Мне гораздо интереснее смотреть на тебя. Ты поправилась на два килограмма.
— Задай Орвиллу вопрос. Старый Орвилл — это страсть. Люди уединяются с ним на много дней и ничего не делают, а только задают вопросы и получают ответы. Это заменяет религию.
— В этом нет никакой религии, — сказал он серьезно.
Его общение с неизмеримым миром лишило его всякой догматической, безоглядной веры. Если кто- нибудь из живых и может быть определен как знаток «потустороннего мира», то им может быть только он. Но в этом Ларс не видел никаких выдающихся заслуг.
Марен сказала:
— Тогда расскажи ему анекдот.
— А может, просто положить его на место?
— Тебе действительно все равно, как внедряют твои разработки?
— Да, это их дело. — Тем не менее, Ларс пытался придумать какую-то шутку. — У кого есть шесть глаз, — начал он, — склонность к энтропии, кто носит шапочку для верховой езды…
— Неужели ты не можешь придумать что-нибудь серьезное? — спросила Марен. Она вернулась в спальню и снова стала одеваться. — Ларс, ты — полиморфный извращенец.
— Хм, — ответил он.
— В плохом смысле. Инстинкт саморазрушения.
— Лучше уж это, — сказал он, — чем инстинкт убивать. Может, спросить об этом у Орвилла?
Он обратился к твердой маленькой сфере, которую держал в руке:
— Я ошибаюсь, когда чувствую за собой вину? Веду борьбу с городским советом? Разговариваю с советским официальным представителем во время перерыва для кофе? — Он подождал, но ничего не произошло. — Когда верю, — продолжил он, — что сейчас как раз то время, когда те, кто делают машины, чтобы убивать, калечить и выбрасывать все в отходы, должны быть людьми этически цельными? Чтобы действительно создавать машины, которые убивают, калечат и выбрасывают. Вместо тех, что создают верные предпосылки для всеобщего небытия, декадентских новых веяний — таких, как ты? — Он снова подождал, но Старый Орвилл молчал.
— Он сломан, — крикнула Ларс Марен.
— Дай ему время. В нем 14000 взаимосвязанных частей. Они должны все сработать.
— Ты хочешь сказать, в нем полная схема системы управления 202-го?
Он с ужасом посмотрел на Старого Орвилла. Да, конечно! Эта сфера была такого же размера и формы, что и система управления 202-го. Он начал думать о возможностях Орвилла. Он мог отвечать на заданные ему устно вопросы даже лучше, чем железооксидная или перфорированная лента из 60-ти составляющих. Ничего удивительного, что ему требовалось время, чтобы ответить на вопрос. Он активизировал свои оценивающие способности.
Возможно, больше ни в каком эскизе Ларс этого не превзойдет. Ведь уже есть он, Старый Орвилл, новинка, заполнившая свободное время и умы мужчин и женщин, работа которых дегенерировала в такой уровень психомоторной деятельности, что даже тренированный голубь справился бы лучше. О Боже! Сбылись его самые худшие ожидания!
Ларс П., подумал он, вспомнив рассказы и новеллы Кафки, проснется однажды утром и обнаружит, что каким-то образом за ночь превратился в гигантского — кого? Таракана?
— Кто я есть? — спросил он Старого Орвилла. — Забудь мои прежние вопросы, ответь только на этот. Кем я стал? — Он зло стиснул сферу.
Одетая в голубые хлопчатобумажные китайские штаны, Марен стояла на пороге спальни и наблюдала, как он боролся со Старым Орвиллом.
— Ларс П. проснется однажды утром, чтобы обнаружить, что каким-то образом за ночь он превратился в… — Она замолчала, потому что в углу гостиной пискнул и включился телевизор. Сейчас должны были передавать сводку новостей.
Забыв о Старом Орвилле, Ларс повернулся к телевизору. Он почувствовал, что его пульс участился. Сводки новостей всегда сообщали только о плохом.
На телеэкране появилась надпись: «Сводка Новостей». Голос диктора зазвучал профессионально спокойно: «НАСБА, космическое агентство Запад-Блока в Чейенне, Вайоминг, объявило сегодня, что новый спутник, запущенный, возможно, Народным Китаем или Свободной Кубой, находится на орбите в…»
Марен выключила телевизор:
— Ну и новости!
— Я жду дня, — сказал Ларс, — когда уже запущенный спутник сделает сам себе еще один, для компании.
— Они уже и сейчас это делают. Ты что, не читаешь газеты? Ты не читаешь «Сайентифик Америкэн»? Ты ничего не знаешь? — Ее насмешка была полусерьезной, полунет. — Ты просто идиот-ученый, такой же, как и те кретины, что запоминают номера всех лицензий, или номера видеофонов в районе Лос-Анджелеса, или индексы всех населенных пунктов Северной Америки. — Она прошла в спальню за верхом от своей пижамы.
В руке Ларса пошевелился и заговорил забытый Старый Орвилл. Жуткая штука! Он заморгал и со скрежетом произнес телепатический словесный ответ на вопрос, о котором Ларс уже забыл.
— Мистер Ларс.
— Да, — ответил тот загипнотизированно.
Старый Орвилл, покряхтывая, стал медленно разворачивать свои так долго готовящиеся ответы. Хотя он и был игрушкой, но не простой. Слишком много содержащихся в нем компонентов делали его чрезвычайно словоохотливым.
— Мистер Ларс, вы задали онтологический вопрос. Индоевропейская лингвистическая структура не дает возможности провести четкий анализ. Не могли бы вы перефразировать свой вопрос?
После минутного раздумия Ларс ответил:
— Нет, не мог бы.
Старый Орвилл помолчал, потом заявил:
— Мистер Ларс, вы — вилкообразная редиска.
Всю свою жизнь Ларс никогда не знал точно, когда нужно смеяться.
— Это Шекспир, — сказала Ларс Марен, которая, уже благоразумно одетая, присоединилась к нему и тоже слушала. — Он цитирует. — Конечно. Он основывается на огромном банке данных. А ты ожидал совершенно нового сонета? Он может только пересказать то, чем его напичкали. Он может выбирать, а не придумывать. — Марен была искренне удивлена. — Честно говоря, Ларс, у тебя действительно не технического склада ум, и, по правде, нет никакого интеллектуального…
— Замолчи, — сказал он. Старый Орвилл собирался что-то произнести.
Протяжно, как заигранная пластинка, тот промычал:
— Ты спрашивал, кем ты стал? Ты стал изгоем. Бродягой. Бездомным. Если перефразировать Вагнера…
— Ричарда Вагнера, композитора?
— А также драматурга и поэта, — напомнил ему Старый Орвилл, — и перефразировать Зигфрида, для того чтобы обрисовать твою ситуацию, то
Получив дополнительные данные после замечания Марен, интегрировав их, он поправился:
— Имя «Мистер Ларс» запутало меня. Я думал, это был Норе. Извините меня, мистер Ларс. Я хочу сказать, что вы, как и Парсифаль —
