попробовали мы все, включая Марма Хастингса. Теперь ты все знаешь. Мне нечего больше добавить. И я принимала его еще один раз. Притом, чтобы стать наркоманом, достаточно одного раза. Ты сам понимаешь, все-таки ты врач.
— Кто еще об этом знает?
— Джонас Акерман.
— Ты получила его через корпорацию ТМК? Через дочернюю?
— Д-да. — Она избегала смотреть ему в глаза. Помедлив, она добавила: — Поэтому Джонас и знает; ведь это он достал его для меня — только никому этого не говори, прошу тебя.
— Не скажу. — Способность соображать наконец вернулась к нему. “Не тот ли это наркотик, о котором вскользь упоминал Дон Фестенбург?” Название Джи-Дки 180 всколыхнуло дремлющие в глубине памяти воспоминания. Он изо всех сил пытался вспомнить, — Ты сделала громадную ошибку, — произнес он, — если судить о том” что я могу вспомнить из разговоров об этом фродадрине, как его еще называют. Да, продукция Хазельтина. У стола появился сотрудник Секретной службы.
— Я слушаю вас, доктор?
— Я просто хотел сообщить вам, что эта женщина действительно моя жена. Я хотел бы, чтобы ей разрешили остаться со мной.
— Хороню, доктор, мы проделаем необходимые формальности, уверен, что все будет в порядке. — Агент Секретной службы кивнул и удалился.
— Спасибо, — после паузы произнесла Кэти.
— Пристрастие к такому токсичному наркотику — очень серьезная болезнь, — сказал Эрик, — В наше время даже более опасная, чем рак или обширный инфаркт. Очевидно, скрыть это не удастся. Скорее всего, тебе придется лечь в клинику, ты, вероятно, догадываешься об этом. Я свяжусь с Хазельтином, разузнаю все, что им известно…, но ты должна понимать, это может оказаться безнадежным.
— Да, — она судорожно кивнула.
— И все-таки ты хорошо держишься. — Эрик взял ее за руку; она была сухой и холодной. Безжизненной. Он отпустил ее. — Меня всегда восхищало в тебе одно свойство — ты не труслива. Конечно, с другой стороны, это основное, что довело тебя до такого состояния, у тебя оказалось достаточно смелости, что-бы попробовать новое средство. Что ж, теперь мы снова вместе, “Быстро же приклеила нас друг к другу эта, скорее всего, смертельная привычка к наркотику, — подумал он с мрачным отчаянием. — Хороша причина для восстановления брака”.
— Ты тоже молодчина, — сказала Кэти.
— У тебя-есть еще наркотик? Она заколебалась:
— Н-нет.
— Ты лжешь.
— Я его не отдам. Пусть даже мне придется снова уехать и остаться одной, — Ее страх мгновенно заставил ее перейти в глухую защиту: — Ты же должен понимать, что я неспособна отказаться от этого наркотика — это и значит быть наркоманом! Я не хочу его принимать снова, я просто должна это делать. — Ее передернуло, — Он заставляет меня желать смерти. Как я дошла до такого?
— На что это похоже? Насколько я понимаю, это как-то связано со временем.
— Да, ты как бы теряешь привязку ко времени и свободно скользишь туда и обратно. Что бы я хотела, так это оказаться на службе у кого-нибудь, кто может использовать эту мою способность. Может бить, я могла бы быть полезной Молинари? Эрик, может быть, я смогла бы вытащить нас из этой войны; предупредить Молинари перед тем, как он подпишет Договор о Мире. — В ее глазах блеснула надежда, — Разве не стоит попробовать?
— Возможно и так. — Он вспомнил замечание, сделанное в этой связи Фестенбургом; возможно, Молинари уже использует Джи-Джи 180. Но совершенно ясно, что Мол еще не пытался — или не смог — найти путь к преддоговорному периоду. Вероятно, наркотик воздействует на каждого человека по-разному. По крайней мере, большинство галлюкогенных наркотиков обладают такой избирательностью.
— Могу я выйти на Молинари с твоей помощью? -
спросила Кэти.
— Я… думаю, да, — Неясное предчувствие заставило его насторожиться. — Это потребует времени. Сейчас он оправляется после операции на почке, как тебе, видимо, известно.
Она с болью покачала головой.
— Боже, если бы ты знал, как ужасно я себя чувствую. Мне кажется, что я никогда уже не поправлюсь. Понимаешь, у меня чувство, что должно произойти что-то ужасное. Дай мне побольше транквилизаторов, мне, возможно, станет полегче. — Она протянула руку, опять он обратил внимание на то, как сильно она дрожит. Ему показалось даже, что дрожь еще усилилась.
— Я помещу тебя в наш изолятор, — решил он, вставая из-за стола. — На первое время. Пока я не придумаю, что делать дальше, Я предпочел бы не давать тебе пока никаких лекарств, это может активизировать действие наркотика. С этими новыми препаратами никогда…
Кэти прервала его:
— Знаешь, что я сделала, пока ты ходил за сотрудниками Секретной службы? Я бросила капсулу с Джи-Джи 180 тебе в чашку. Не смейся, я вполне серьезно. И ты ее выпил. Так что теперь мы оба наркоманы. Действие наркотика должно вот-вот начаться; тебе лучше уйти из кафетерия и добраться до дома. — Ее голос был совершенно бесцветным и безучастным — Я сделала это, потому что думала, что ты собираешься отдать меня под арест; ты сам так сказал, и я тебе поверила. Так что ты сам в этом виноват. Извини… Мне жаль, что так получилось, но теперь у тебя, по крайней мере, появились веские причины всерьез заняться моим лечением. Тебе необходимо найти выход. Я не могу позволить себе зависеть от твоей прихоти; между нами было слишком много всякого, не правда ли? Ему удалось выговорить:
— Я слышал, что наркоманы любят подлавливать новые жертвы.
— Ты прощаешь меня? — спросила Кэти и тоже встала.
— Нет, — ответил он. Он был растерян и взбешев, “Я не только не прощаю тебя, — подумал Эрик, — но я сделаю все возможное, чтобы ты не вылечилась единственно, что для меня сейчас важно, это избавиться от тебя. — Его переполняло чувство абсолютной и всепоглощающей ненависти к ней, — Да, именно это она и должна была сделать; в этом была она вся, Именно поэтому он так стремился уйти от нее”.
— Теперь нам придется выкручиваться вместе, — сказала Кэти.
Спокойно и твердо, как только возможно, он направился к выходу из кафетерия, шаг за шагом, мимо столиков и сидящих за ними людей. От нее.
…Он почти сделал это. Он почти…
Все вернулось на свои места. Но все изменилось, Стало другим.
Рядом с ним на стуле сидел Дон Фестенбург. Он произнес:
— Вам повезло. Но лучше я вам все объясню. Посмотрите сюда. На календарь. Вы перескочили почти на год вперед. — Эрик смотрел на календарь, но смысл увиденного не доходил до его сознания. Перед ним была витиеватая надпись: Сегодня 17 июня 2056 года. — Вы один из немногих счастливчиков, на которых наркотик действует таким образом. Большинство оказывается в прошлом и вязнет в попытках построения альтернативных миров, представляя себя почти Богом, пока в конце концов необратимые изменения в нервной системе не лишают их способности к разумной деятельности.
Эрик отчаянно пытался сказать что-нибудь подходящее к случаю. Но не мог ничего придумать.
— Расслабьтесь, — произнес Фестенбург, видя его тщетные усилия. — Я сам скажу все, что нужно; вы здесь еще на несколько минут, так что предоставьте это мне. Год назад, когда в кафетерии вас угостили порцией Дясв-Джи 180 мне посчастливилось присутствовать при этом событии и последующей суматохе; ваша жена впала в истерику, а вы — пропали. Она была задержана Секретной службой и во всем призналась.
— Ох, — стены комнаты пошатнулись, когда он машинально кивнул головой.
— Ну что? Вам лучше? Сейчас Кэти проходит курс лечения, но в это не стоит сейчас вдаваться.
— А что с…
— Ну да, ваша проблема. Ваша наркомания. Тогда, год назад, способа лечения не существовало. Но теперь — вы наверное рады будете это услышать — он найден. Это произошло всего пару месяцев назад, к я давно жду вашего появления. О Джи-Джи 180 мы знаем теперь так много, что я смог рассчитать время вашего появления здесь с точностью до минуты. — Фестенбург залез в карман своего пиджака и извлек из него маленькую стеклянную бутылочку. — Это антидот, производимый дочерней фирмой корпорации ТМК, Как он вам нравится? Двадцати миллиграммов этого вещества достаточно, чтобы избавить вас от наркомании даже после возвращения в то время. — Он улыбнулся, при этом его желтоватое лицо неестественно сморщилось, — Однако… Возникают некоторые проблемы.
— Эрик спросил:
— Как идут дела на войне? Фестенбург осуждающе возразил:
— Что вам до этого? Боже мой, Свитсент, вся ваша жизнь зависит от содержимого этой бутылочки-, вы просто не представляете себе, что такое этот наркотик.
— Молинари еще жив? Фестенбург покачал головой.
— У него всего несколько минут, и он тратит их на то, чтобы узнать о состоянии здоровья Молинари! Послушайте. — Он наклонился к Эрику, его губы при этом вытянулись в трубку, лицо надулось от возбуждения. — Я хочу заключить с вами сделку, доктор. Я прошу в обмен на эти таблетки на удивление мало. Я прошу вас принять мое предложение; в следующий раз, когда вы примете наркотик, — селя вы не вылечитесь — вы окажетесь в будущем, которое придет через десять лет, и это будет слишком поздно, слишком далеко.
— Слишком поздно для вас, но не для меня. Лекарство еще будет существовать, — сказал Эрик.
— Вы даже не хотите спросить, что я прошу взамен?
— Нет.
— Почему?
Эрик пожал плечами.
— Я чувствую себя неуютно; на меня оказывают давление, и мне это не нравится; я попытаюсь без вас воспользоваться возможностями, которые предоставляет мне этот наркотик. — Для него было достаточно знать, что лекарство все-таки существует, Это знание рассеяло его тревогу и дало свободу действовать так, как ему хочется. — Очевидно, самое лучшее — это использовать наркотик настолько часто, как это физиологически возможно, два или три раза, каждый раз проникая все дальше и дальше в будущее, а когда его разрушительное воздействие станет слишком велико…
