Марша кивнула:
– В тот день мы угодили на «Мегатрон».
– Только представь, – с гадким смешком встрял Макфиф, – если б не авария, вы бы так ничего и не поняли!..
По пути попадались всевозможные ресторации, но вид у них был чересчур шикарный, чтобы попробовать сунуться туда. Похожие на разноцветных крыс, меж роскошных столиков сновали официанты в ливреях. Четверка бедолаг тоскливо тащилась вдоль всего этого вычурного великолепия. Улицы стали практически безлюдны. Время от времени проходил мимо какой-нибудь оборванец – скрюченная от холода фигура.
– Что это, яхта? – тускло спросил Лоуз.
– Что?..
– Да яхта же! – Лоуз указал на освещенную витрину длиной чуть ли не в квартал. – Много яхт. Купишь себе?
Рядом с вереницей сверкающих яхт громоздились груды мехов и драгоценностей. Дорогая парфюмерия, заморские деликатесы… и непременные рестораны, бьющие по глазам и нервам своей навязчивой роскошью, приторной суетой лакеев, слепым хрусталем полыхающих люстр. Случайные бродяги в лохмотьях глазели на это буйство, как голодные псы на вывеску колбасной лавки.
Однажды встретилась телега, запряженная лошадью. В повозке сидела семья. Люди с потухшими взорами, судорожно растопырив пальцы, цеплялись за жалкие корзинки, тючки и узлы.
– Должно быть, беженцы, – предположил Лоуз. – Из Канзаса, пораженного засухой и голодом. Из района пыльных бурь – ты помнишь?
Впереди замаячил обширный квартал красных фонарей.
– Ну, – хмыкнул Джек, – что скажете?
– А что нам терять? – ухмыльнулся Лоуз. – Мы и так дошли уже до ручки.
– Отчего бы не поразвлечься? – проворчал Макфиф. – Пока еще есть возможность. Потом ведь это все рассыплется в прах…
Не говоря больше ни слова, четверка направилась к горячечным соблазнам сверкающего неона и ревущих рожков. К старой доброй «Тихой гавани».
***
Усталая Марша благодарно уселась за столик в углу.
– Как хорошо здесь! Мило и тепло.
Джек вертел головой, озирая прокуренное гостеприимное пространство бара, слушая металлическое бряцание музыкального ящика. В «Тихой гавани» все по-прежнему. У стойки сидит привычная группа работяг. Унылые фигуры с бесцветными лицами и пустыми глазами согнулись над кружками. Паркет устлан ковром из окурков. Бармен, вяло елозивший по прилавку грязной тряпкой, кивнул Макфифу, когда компания усаживалась.
– Эх, хорошо дать отдых ногам, – вздохнул Макфиф.
– Пиво все будут? – спросил Лоуз.
Получив подтверждение, он отошел к бару.
– Далеко мы забрались, – грустно сказала Марша, высвобождаясь из рукавов пальто. – Я, кажется, здесь ни разу не была.
Вернулся Лоуз с четырьмя бутылками «Золотой пены» в руках.
– Угощайтесь!
– Ты ничего не замечаешь? – спросил Джек. – Взгляни-ка на детишек!
В тускло освещенных нишах вдоль стен расположились подростки. Джек с удивлением увидел, как юная девчушка, явно не старше четырнадцати, прошла к стойке. Это что-то новенькое! Старый истинный мир показался Джеку некой давно забытой сказкой, смутным воспоминанием детства. Но и теперешняя дурная реальность расплывалась остатками сна. Она дрожала, как марево, как оптический обман. Бар, ряды бутылок и стаканов при рассеянном взгляде превращались в зыбкую тень. Все таяло, растворяясь в дыму и сумерках; Джек даже не мог разглядеть дальнюю стену кабака. Привычные неоновые значки туалетов и те неразличимы.
Прищурившись, Джек вглядывался из-под руки. Где-то далеко, за столами, за нечесаными головами пьяниц, светилась красная полоска…
– Что там написано? – показал он Лоузу.
Лоуз напрягся, зашевелил губами.
– Как будто «аварийный выход». – И, подумав, добавил: – Я видал это на стене «Мегатрона». По-моему, пожарный спуск.
– Да нет! – вякнул Макфиф. – Обыкновенный сортир.
– Это у тебя ложная память, – бросил ему Гамильтон.
– А почему, кстати, детишки пьют? – спросил Лоуз. – И наркоту курят…
– Аморальные издержки системы, – пояснил Джек. – Кока-кола, наркотики, алкоголь и секс. А вместо школы, наверно, они работают на урановых рудниках. – Он не сумел скрыть горечь в голосе. – Подрастут – станут гангстерами.
– Чикагскими, заметь! – подлил масла в огонь Лоуз.
– Потом наденут военную форму и будут расстреливать фермеров и жечь их хижины. В такой уж стране мы живем. Заповедник убийц и эксплуататоров.
Повернувшись к жене, Джек спросил саркастически:
– Не так ли, дорогая? Дети долбят наркотики, у буржуев руки по локоть в крови, а бездомные роются в помоях…
– Вон идет твоя подруга, – тихо прошипела Марша.
– Моя?.. – Гамильтон с удивлением обернулся.
Сквозь толчею торопливо пробиралась стройная, гибкая блондинка. Чувственный ротик полураскрыт, буйная копна волос лихо спадает на плечи. Сначала Джек не узнал ее. На ней мятая блузка с низким вырезом. Лицо лоснится от обильной косметики. Юбка в обтяжку соблазнительно подчеркивала округлые формы. Роскошный бюст вздрагивал при каждом шаге.
Джеку ударил в ноздри сложный букет запахов – аромат духов и разгоряченного женского тела. В голове сразу закружились столь же сложные воспоминания.
– Привет. – У Силки был низкий, хрипловатый голос. Она склонилась и чуть ткнула губами Джека в висок. – Я ждала тебя.
Гамильтон смущенно поднялся и предложил ей стул.
– Спасибо. – Усевшись рядом, Силки обвела взглядом присутствующих. – Привет всей честной компании!
– Могу я задать вам один вопрос? – холодно обратилась к ней Марша.
– Разумеется.
– Какого размера вы носите лифчик?
Не моргнув глазом, Силки спокойно задрала блузку так, что обнажились великолепные груди.
– Вас удовлетворяет мой ответ?..
Марша густо покраснела.
С беззастенчивым, мальчишеским восторгом Джек глазел на невероятных размеров сиськи.
– Полагаю, что лифчики – буржуйская выдумка для обмана простого народа.
– Кто бы говорил о народе! – слабо возразила Марша; только что увиденное зрелище явно лишило ее душевного равновесия. – Тебе, должно быть, нелегко поднимать вещи, когда ты их роняешь, – сказала она девице.
– В коммунистическом обществе, – объявил Лоуз, – пролетариат ничего не роняет!
Силки рассеянно улыбалась, касаясь своих обнаженных грудей длинными тонкими пальчиками. Затем, пожав плечами, она опустила блузку, расправила рукава и положила руки на стол.
– Что новенького?
– Большая битва на дороге, – сообщил Гамильтон. – Кровожадный Уолл-стрит против героического, самозабвенно распевающего гимны рабочего класса.
