не уловил, что же хотела сказать Уэст в этом романе. — Он с надеждой посмотрел на Роберта.
— Я… я не читал, как мне кажется, этой книги, — не сразу признался Роберт Чилдэн. И подумал при этом, даже ничего о ней не слышал.
На лице Пола отразилось разочарование.
— Очень жаль. Это совсем небольшая книга. В ней рассказывается о человеке, который ведет колонку в ежедневной газете; он постоянно испытывает душевные муки по самым различным поводам, пока явно не сходит с ума от этого и ему кажется, что он Иисус Христос. Не припоминаете? Может быть, читали очень давно?
— Нет, — сказал Роберт.
— У автора очень необычная точка зрения в отношении страдания, — продолжал Пол. — Исключительно своеобразное понимание смысла мучений без особых на то причин, проблема, с которой сталкиваются все религии. Религии, подобные христианству часто провозглашают, что страдания это расплата за совершенные грехи, Уэст, похоже, добавляет дополнительные к прежним представлениям соображения, касающиеся этой проблемы, пытается доказать, что страдания без видимой причины еще могут быть обусловлены тем, что герой его — еврей.
— Если бы Германия и Япония проиграли войну, — сказал Роберт, то миром бы сегодня правили евреи. Из Москвы и с Уолл-стрита.
Оба японца, муж и жена, съежились от его слов. Они, казалось, постарели, поблекли, замкнулись в себе. Даже по самой комнате, казалось, пробежал какой-то холодок. Роберт Чилдэн остро ощутил свое одиночество. Теперь он ел один, не находясь больше в их обществе. Что же такое сотворил теперь? Что послужило причиной подобного непонимания друг друга? Тупая неспособность понять совершенно чуждый им язык, западный склад мышления? Что-то не то ляпнул, а они обиделись. Какая трагедия, усмехнулся он в душе, продолжая ужинать. И все же — что можно предпринять в его положении?
Прежнюю ясность — ту, что была у него всего лишь пару секунд тому назад — нужно было вернуть любой ценой. Только теперь он начал по-настоящему понимать всю ее важность. Роберт Чилдэн сейчас не чувствовал себя столь же неуютно, как чуть раньше, потому что в сознании его начала зарождаться некая нелепая мечта. Пришел я сюда в предвкушении чего-то особенного. Почти что юношеский романтический туман в голове одурманивал меня, когда я поднимался сюда по лестнице. Но реальность нельзя оставлять без внимания. Нам нужно взрослеть.
Теперь ему стало представляться, что это все — прямой обман, прямо вот здесь. ОНИ ЗДЕСЬ НЕ СОВСЕМ ЛЮДИ. Они надевают на себя одежду, но подобно обезьянам, наряжаются как в цирке. Они умны и способны к обучению, но это все, что умеют.
Почему тогда я так стараюсь им во всем угодить? Только потому, что они являются победителями?
Во время этой встречи выявились серьезные недостатки моего характера. Но с этим уже ничего не поделаешь. Я просто стремлюсь к… ну, скажем, к безошибочному выбору меньшего из двух зол.
Что я всегда делал — это старался не выбиваться из общего русла потока внешних событий. Потому что так безопаснее; ведь в конце-то концов, победители они… они и повелевают. И, как я полагаю, и дальше будут поступать именно так. Потому что нет никакого смысла навлекать на свою голову всякие несчастья. Они прочли американскую книгу и хотят, чтобы я ее им растолковал; они надеются, что я, представитель белой расы, в состоянии разжевать для них понятный ответ. И я пытаюсь это сделать, хотя, если бы читал эту книгу, то несомненно ответил бы им.
— Пожалуй, когда-нибудь я загляну в эту «Мисс Лонлихартс», — сказал он Полу. — И тогда смогу растолковать ее смысл.
Пол слегка поклонился.
— А пока что я слишком перегружен работой, — сказал Роберт. — Позже, возможно… я уверен, что мне не потребуется много времени для того, чтобы ее прочесть.
— Не потребуется, — не очень-то довольным тоном тихо произнес Пол. — Это небольшая книга. — Они оба, и он, и Бетти, опечалены его словами, подумал Роберт. Неужели и они ощущают непреодолимую пропасть между ними и мною? Надеюсь, ощущают. Они заслуживают это. Стыдно — просить других, чтобы им разжевали, что хотел сказать автор в своей книге.
Теперь он начал получать от ужина еще большее удовлетворение.
Остаток вечера прошел вполне гладко. Когда Роберт Чилдэн покидал квартиру Казоура в десять часов, его все еще не покидало чувство уверенности в себе, которое он обрел во время ужина.
Спускаясь по лестнице, уже не обращал никакого внимания на встречавшихся ему по дороге японцев — жильцов этого дома, которые направлялись в общие ванны или возвращались из них и которые могли заметить его и посмотреть вслед. Он вышел на темный вечерний тротуар, окликнул проезжавший мимо велокэб и в таком настроении поехал к себе домой.
Мне всегда очень хотелось узнать, каким у меня получилось бы общение с некоторыми из моих клиентов в неофициальной обстановке. И вот, пожалуйста. Все получилось, в конце концов, не так уж плохо. И, подумал он, этот опыт мне весьма пригодится в моем бизнесе.
Очень благотворно во всех отношениях встречаться с людьми, которых ты опасаешься. И обнаруживать, что они из себя представляют на самом деле. Тогда страх проходит.
Размышляя на подобные темы, он прибыл в район города, где жил, и оказался наконец у своей собственной парадной. Расплатившись с «китаезой»-водителем велокэба, поднялся по знакомой лестнице.
В передней его квартиры сидел незнакомый ему человек. Белый мужчина в пальто расселся на его диване и читал газету. Увидев в дверях изумленного Роберта Чилдэна, отложил газету, лениво поднялся и засунул руку во внутренний нагрудный карман пальто. Достал оттуда бумажник и развернул его перед лицом Чилдэна.
— Кемпейтай.
Это был один из «пиноков». Служащий государственной полиции правительства в Сакраменто, организованной японскими оккупационными властями. Какой ужас!
— Вы — Роберт Чилдэн?
— Да, сэр, — ответил он. Сердце его бешено колотилось.
— Недавно? — заглянув в папку с бумагами, которую он извлек из лежащего на диване портфеля, — вам нанес визит один мужчина, белый, представившийся в качестве доверенного лица одного из офицеров имперского флота. Последующее расследование показало, что это не так. Не существует ни такого офицера, ни такого корабля.
— Верно, — произнес Чилдэн.
— К нам поступило заявление, — продолжал полицейский, — о шантаже, который имеет место на территории, соседствующей с заливом. Этот малый явно к нему причастен. Вы могли бы его описать?
— Небольшого роста, довольно смуглый… — начал Чилдэн.
— Смахивает на еврея?
— Точно! — воскликнул Чилдэн. — Теперь до меня это дошло! Хотя тогда я как-то просмотрел это.
— Вот его фотография. — Сотрудник Кемпейтая протянул ему снимок.
— Это он, — сказал Чилдэн, тотчас же узнав своего посетитель… У него не было ни малейших сомнений, только он был несколько напуган быстротой, с какой Кемпейтай оказался способен разобраться в этом деле. — Как это вам удалось найти его? Ведь я не сообщал о нем, однако позвонил своему оптовику, Рэю Келвину, и сказал ему…
Полицейский взмахом руки заставил его замолчать.
— У меня есть один документ, который вы должны подписать, вот и все. Вам не нужно будет появляться в суде. Это требуемая законом формальность, которой заканчивается вся ваша причастность. — Он протянул Чилдэну лист бумаги и авторучку. — Здесь утверждается, что к вам подходил этот человек и что он пытался ввести вас в заблуждение, выдавая себя за другого, и так далее в том же духе. Прочтите документ. — Полицейский отвернул манжет своей рубахи и посмотрел на часы. — По существу здесь все верно?
