— Не обращай внимания, дорогая, — ответил король. — Это не имеет никакого значения.
— Но я принцесса. И я с ней поздоровалась. Она должна была хотя бы помахать в ответ.
Мигг же продолжала безмолвно пялиться вслед кортежу. Вид королевской семьи пробудил в ней какую-то глубокую, прежде дремавшую потребность, точно от сияния, окружавшего короля, королеву и принцессу, в душе девочки зажёгся огонёк надежды.
Впервые в её жизни, читатель, впервые в жизни.
А надежда… она сродни любви. Она тоже нелепа, чудесна и могущественна.
Мигг попыталась разобраться: что же с ней происходит? Она приложила руку к одному из своих измученных ушей и поняла, что внутри её расцветает, разгорается какое-то чувство — совсем иное, чем после привычных затрещин. Не просто иное, а ровно противоположное.
Миггери улыбнулась, отняла ладонь от уха и помахала принцессе.
— У меня сегодня день рождения! — крикнула она.
Но король, королева и принцесса её не услышали, они были уже далеко.
— Мне сегодня семь лет! — крикнула им вслед Миггери Coy.
Глава двадцать седьмая
Желание
В тот вечер, вернувшись в убогую хижину, где она жила с Дядей и овцами, Мигг попыталась рассказать о том, что видела.
— Дядя, — робко начала она.
— Ну?
— Я видела сегодня людей, которые как звёзды.
— Это как?
— Они все сияли, сверкали, и там была маленькая принцессочка, и у неё тоже была корона, а ехала она на белой лошадке с острыми копытцами.
— Ты о чём? Никак в толк не возьму.
— Я видела короля с королевой и их принцессочку хорошенькую! — крикнула Мигг погромче.
— Ну и что?! — крикнул Дядя в ответ.
— Я бы хотела… — начала Мигг и опустила глаза. — Я бы тоже хотела стать такой принцессочкой.
— Тоже мне прынцесса выискалась! Да ты ж уродина глухая! Ты и того не стоишь, что я за тебя отдал! Вот бы мне вернуть несушку и скатерть, а от тебя отделаться раз и навсегда! Знаешь, как я об этом мечтаю?
Задав этот вопрос, Дядя не стал дожидаться ответа. Он продолжал вещать:
— Да, я мечтаю об этом денно и нощно. Скатерть была красивая, ярко-красная. А курица что ни день клала яйца!
— Я хочу быть принцессочкой, — повторила Мигг. — И чтоб на голове корона.
— Корона! — фыркнул Дядя. — Глядите, люди добрые! Она уже корону напялила! — Он недобро рассмеялся и, взяв пустой котелок, водрузил его себе на голову. — Глянь на меня! Видишь корону? Значит, я — король. Мне ничего другого не надобно. Захотел быть королём, и вот! Я сам себе король.
Он затопал, закружил по комнате с котелком на голове. И принялся хохотать. Хохотал-хохотал, а потом заплакал. Он остановился, снял котелок с головы и посмотрел на Мигг:
— А в ухо не хочешь? За все эти глупости?
— Нет, Дядя, спасибо. Не надо.
Но затрещину она всё-таки схлопотала. После чего Дядя произнёс:
— О прынцессах больше ни слова. Да и кому охота знать, кем ты хочешь быть?
Читатель, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, верно? Ты прав. До желаний Миггери Coy никому не было дела.
Глава двадцать восьмая
Дорога в замок
Прошли годы. Миггери Coy провела их за привычной работой: скребла котлы, ходила за овцами, убирала в хижине и получала за всё бесконечные затрещины — без меры и счёта. И во всякий день, во всякое время года — и зимой, и летом, и весной, и осенью — она отправлялась на закате в поле, надеясь, что мимо снова проедет семейство короля.
— Только бы мне увидеть принцессочку ещё раз, хоть глазочком. И лошадку её беленькую с острыми копытцами, — в который раз твердила она.
Надежда увидеть принцессу снова и мечта самой когда-нибудь стать принцессой были для неё неразрывны, они пробудились в ней разом, одновременно, и теперь горели в сердце Мигг неугасимым пламенем.
Первая половина надежды, как ни странно, осуществилась, ибо извивы судьбы неисповедимы. Читатель, ты помнишь, что король Филипп запретил своим подданным есть суп? Королевских гвардейцев послали тогда во все концы, чтобы сообщить эту пренеприятную новость всем жителям королевства Дор и заодно отобрать у них кастрюли, миски, ложки и половники.
Читатель, тебе ведь известно, почему суп оказался под запретом? Поэтому ты не стал бы удивляться так сильно, как удивился Дядя, когда в дверь его ветхой хижины однажды в воскресенье постучал гвардеец и объявил ему, Мигг и овцам, встретившим его на пороге, что суп отныне есть запрещено.
— Кто ещё запретил? — пробурчал Дядя.
— Согласно высочайшему указу короля Филиппа! — провозгласил гвардеец. — Меня послали сообщить вам, что в королевстве Дор суп объявлен вне закона. Согласно указу короля, вы никогда больше не съедите ни ложки супа. Вы не станете о нём говорить, и даже думать о нём теперь не положено. Поэтому я, преданный слуга короля, обязан забрать у вас все суповые ложки, миски и котелки.
— Но как же так? — опешил Дядя.
— Вот так! — уверенно подтвердил гвардеец.
— А что мы будем есть? И чем?
— Пироги и торты. Вилками.
— Эх, если б у меня водились деньжата на торт! Ты спятил? Мы ж ничего, кроме супа, не едим.
Гвардеец пожал плечами:
— Я всего лишь выполняю приказ. Прошу сдать ложки, миски и котлы.
Дядя сгрёб свою бороду в кулак. Потом он отпустил бороду и схватил себя за вихры.
— Ошалеть можно! — воскликнул он. — Сегодня король прислал за ложками, а завтра небось пришлёт за овцами да за девчонкой моей, поскольку больше у меня и отобрать-то нечего.
— Вы отец этой девочки? — уточнил гвардеец.
— Нет, я её хозяин. Зря, конечно, купил, но теперь уж что поделаешь? Моя она.
— Боюсь, что это тоже незаконно, — сказал гвардеец. — В королевстве Дор ни один человек не может владеть другим.
— Но я заплатил за неё! Всё честь по чести! Выложил скатёрку ярко-красную, курицу-несушку да ещё пригоршню сигарет в придачу.
— Это не имеет значения, — твёрдо сказал гвардеец. — Владеть человеческим существом противозаконно. Так что извольте сдать ложки, миски, котлы и девочку тоже. Если же вы отказываетесь передать мне добровольно все эти вещи, вам самому придётся последовать за мной и сесть в подземную тюрьму под королевским замком. Что предпочитаете?
Так и вышло, что Миггери Coy очутилась на телеге, гружённой всякой суповой утварью, и поехала в
