гнойниками.
Давай просто предположим, что один из этих несчастных считает виновником своей болезни члена его клуба, нашего герцога Кларенсского. Бесценного принца Эдди. Что бы на его месте сделал ты? Могу сказать, что бы сделал я. Я бы перерезал ему, к чертям собачьим, глотку. Вскрыл бы все до единой артерии его тела в надежде, что кровь забрызжет весь пол. И наплевать, если меня поймают и повесят. Подумай об этом. Смерть от руки палача ничем не хуже ужасов третичного сифилиса.
Пауэрскорт ощущал огромную усталость. Новый набор подозреваемых, и говорить правду они будут даже с меньшей охотой, чем те, что у него уже были.
— Джонни, Джонни. А я-то до этого думал, что у нас около десяти возможных подозреваемых — или подозреваемых семей. Я говорю «семей», потому что мстить за погубленные жизни могли братья, а то и отцы. Сколько, по-твоему, новых можем мы получить из дома у реки?
— Не знаю, могу лишь догадываться. Может быть, шесть. Может быть, дюжину. Максимум пятнадцать. Не больше.
— Всякий раз, как я решаю, что мы сделали шаг вперед, мы отступаем назад. Еще пару дней тому я с таким довольством оглядывал «Приют умалишенных» графства. Может быть, мне следует присоединиться к его обитателям?
— Никогда не сдаваться, Фрэнсис, никогда не сдаваться. Ты сам так всегда говорил. Даже у подножия той чертовски высокой горы в Индии.
Пауэрскорт улыбнулся этому воспоминанию. Все правильно. Никогда не сдаваться. Он, не протестуя, смотрел, как лорд Джонни Фицджеральд разливает «Арманьяк» по двум стаканам. Чертовски высоким стаканам, как сказал бы лорд Джонни.
16
Интересно, много ли он знает? Как много ему сказали? И как много он скажет мне? Лорд Фрэнсис Пауэрскорт приближался к клубу «Арми энд нэйви», размышляя о предстоящем разговоре с лордом Джорджем Скоттом, бывшим некогда капитаном «Вакханки».
Выступило, расчертив Сент-Джеймсскую площадь тенями ее огромных деревьев, яркое январское солнце. Пауэрскорт, погрузившись в мысли, остановился в начале Пэлл-Мэлл. Стройная женщина, до подбородка укутанная в великолепные меха, пританцовывая, лавировала в толпе, направляясь к нему. Если Скотта выбрали за умение держать рот на запоре, думал Пауэрскорт, он, возможно, не разучился делать это и сейчас. И тогда я ничего от него не добьюсь.
Стройная женщина остановилась перед ним и окинула его веселым взглядом.
— Лорд Фрэнсис! Лорд Фрэнсис! Алло! Алло! Есть кто дома?
Это была леди Люси.
— Леди Люси, как я счастлив вас видеть. На редкость счастлив, право же, — Пауэрскорт оглядел ее с головы до ног, как будто не видел уже несколько лет. — Что вы делаете здесь в столь ранний час? Времени всего лишь четверть девятого. Я полагал, молодые светские дамы никогда не выходят из дому раньше одиннадцати часов.
— Я не из тех молодых светских дам, лорд Фрэнсис. У меня этим утром, поздним утром, свидание с другой молодой светской дамой. Говорят, будто она состояла в романтических отношениях с одним из ваших конюших. Так что я, лорд Фрэнсис, направляюсь по вашим делам. К тому же, — она улыбалась ему, глаза их уже вели посреди ранней лондонской толпы свой, потаенный разговор, — мне нужно кое-что купить неподалеку, в «Фортнум энд Мейсон».
— Вы походите в этих мехах на Анну Каренину, леди Люси. Хотя почему я решил, что вы походите на Анну Каренину? Я же ее ни разу не видел.
— Вам вспомнилась иллюстрация из первого английского издания, та, что на обложке. Молодая женщина по горло закутанная в меха, — леди Люси не стала упоминать о том, что женщина эта — или та, с кого ее рисовали, была ослепительно красива. — Но если я — Анна Каренина, то кто же тогда вы, лорд Фрэнсис? — глаза ее вновь стали дразнящими. — Надо полагать, Вронский. Уж не на тайное ли свидание мы направляемся? Должна сказать, мне что-то не очень хочется бросаться под поезд. Во всяком случае, сейчас.
— Не уверен, что я хотел бы обратиться во Вронского. Во всяком случае, не сегодня. Этак я запоздаю на назначенную встречу.
Мысль о том, что придется отпустить его, представлялась леди Люси нестерпимой. Анна вот удержала бы Вронского, несмотря ни на что.
— У меня есть для вас некие новости, лорд Фрэнсис. По тому делу, о котором мы говорили на обеде перед вашим отъездом. Как вы съездили? Удачно?
— Поездка, раз уж вы спрашиваете, оказалась ужасной. Правда, мне удалось повидать симпатичный сумасшедший дом. И я подумываю о том, чтобы удалиться туда на покой. Вы не составили бы мне компанию?
Глаза леди Люси танцевали.
— Я давно уже подумываю о том, чтобы составлять вам компанию, куда бы вы ни направлялись, лорд Фрэнсис. Однако лишь при условии, что я буду знать — потребность в моем обществе не порождена в вас помутнением рассудка.
Не слишком ли далеко она заходит? — подумала леди Люси. Неужели она и вправду сказала это? А, ладно, что чувствовала, то и сказала.
Предмет ее привязанности поглядывал на часы.
— Вы случайно не будете свободны через пару часов, леди Люси? Мы могли бы выпить в «Фортнум энд Мейсон» кофе с крекерами. Впрочем, не думаю, что вы проведете там так много времени.
— Вы поразились бы, узнав, сколько времени я способна провести в хорошем магазине. Стало быть, там и увидимся. Но еще одно, лорд Фрэнсис. Мне страшно жаль.
— Вы о чем, дорогая?
— Я о сведениях, которые раздобыла для вас. О ваших конюших.
— Да, и что же? — Пауэрскорт встревожился. Только новых дурных новостей, да еще в такой час дня, ему и не хватало. Он и так уж запасся ими на месяц вперед.
— Боюсь, я ничего не записала. Во всяком случае, пока. Но я это сделаю. Запишу.
И она ушла, скользя сквозь людской поток, к магазинам на Пикадилли, и высокий воротник ее еще долго различался в толпе. Быть может, подумал Пауэрскорт, глядя ей вслед, мне и вправду стоит обратиться во Вронского. Могло бы получиться довольно славно. Нет, поправил он себя, могло бы получиться очень славно. В конце концов, муж леди Люси мертв, не так ли?
Глянец. Глянец всего и вся, глянец сапог, спускавшихся ему навстречу, когда он поднимался по ступеням с улицы, глянец посверкивающих под зимним солнцем шпажных эфесов, глянец ножн, глянец поясных ремней, одни — тугие и узкие, другие — тугие и широкие. Даже волосы здесь отливали глянцем, таков уж был заведенный в клубе «Арми энд нэйви» порядок.
Глянец и шум, думал Пауэрскорт, предъявляя в фойе свои бумаги. Армейские каблуки, флотские каблуки, даже каблуки редких здесь штатских вроде него стучали, отзываясь гулким эхом, по мраморным полам и нарядной, ведшей наверх лестнице. Шум стоял оглушительный. Ему пришлось кричать.
— Лорд Джордж Скотт. Полагаю, он меня ожидает.
Одетый в форму дежурный в сапогах до того уж глянцевых, что в них и на ходу различались отражения клубных потолков, провел Пауэрскорта в комнатку за библиотекой.
Лорд Скотт оказался рослым мореплавателем с короткой бородкой и аккуратными короткими усиками. Манера выражаться его также отличалась краткостью. Быть может, причиной тому были все те морские сигналы, какие ему приходилось посылать, телеграфные сообщения, отправляемые из далеких уголков мира.
— Здравствуйте. Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста. Заказал кофе. Много. Тут нам не
