Мистер Флинтуинч находился в невыгодном положении, так как был гораздо ниже ростом. Это неудобство еще усиливалось тем, что он шел впереди и, следовательно, постоянно находился ступеньки на две ниже. Он решил не оглядываться на гостя, пока это случайное неравенство не сгладится, и только когда они вошли в комнату покойного мистера Кленнэма, внезапно повернулся — и встретил тот же пристальный взгляд.
— В высшей степени замечательный старый дом, — усмехнулся мистер Бландуа, — такой таинственный. Вы никогда не слышите здесь каких-нибудь сверхъестественных звуков?
— Звуков? — повторил мистер Флинтуинч. — Нет.
— И чертей не видите?
— Нет, — возразил мистер Флинтуинч, угрюмо скрючившись при этом вопросе, — по крайней мере, они не являются под этим именем и в этом звании.
— Ха, ха! Это портрет? — (Говоря это, он не спускал глаз с мистера Флинтуинча, как будто последний и был портрет.)
— Да, сэр, портрет.
— Чей, смею спросить, мистер Флинтуинч?
— Покойного мистера Кленнэма. Ее мужа.
— Бывшего собственника замечательных часов, — не так ли?
Мистер Флинтуинч, смотревший на портрет, снова повернулся, весь извиваясь, и снова встретил тот же пристальный взгляд и усмешку.
— Да, мистер Бландуа, — ответил он резко, — часы принадлежали ему, а раньше его дяде, а еще раньше бог знает кому; вот всё, что я могу вам сообщить об их родословной!
— Замечательно сильный характер, мистер Флинтуинч, — я говорю об уважаемой леди, там, наверху.
— Да, сэр, — отвечал мистер Флинтуинч, снова скрючиваясь и подвигаясь к гостю, точно винт, которому никак не удается попасть в точку, ибо гость оставался неподвижным, а мистеру Флинтуинчу каждый раз приходилось отступать. — Замечательная женщина, сильный характер, сильный ум.
— Должно быть, счастливо жили, — заметил Бландуа.
— Кто? — спросил мистер Флинтуинч, снова подбираясь к нему с такими же извивами.
Мистер Бландуа вытянул правый указательный палец по направлению к комнате наверху, а левый — по направлению к портрету, затем подбоченился, расставил ноги и, улыбаясь, смотрел на мистера Флингуинча, опуская нос и поднимая усы.
— Как большинство супругов, я полагаю, — сказал мистер Флинтуинч. — Наверно не скажу. Не знаю. В каждой семье есть свои тайны.
— Тайны! — воскликнул мистер Бландуа. — Вы сказали тайны, сыночек?
— Ну да, — отвечал мистер Флинтуинч, на которого гость налетел так неожиданно, что чуть не задел его по лицу своей выпяченной грудью — Я сказал, что в каждой семье есть свои тайны.
— Именно, — воскликнул гость, ухватив его за плечи и принимаясь трясти. — Ха, ха, вы совершенно правы! Тайны! Они самые! Помилуй бог, чертовские тайны бывают в некоторых семьях, мистер Флинтуинч!
Сказав это, он наградил мистера Флинтуинча еще несколькими легкими ударами по плечам, точно восхищался его остроумием, и, расставив ноги, закинув голову и охватив его руками, разразился хохотом. Мистер Флинтуинч даже не пытался подъехать к нему шипом, чувствуя бесполезность этой попытки.
— Позвольте на минутку свечу, — сказал мистер Бландуа, успокоившись. — Посмотрим поближе на супруга этой замечательной леди, прибавил он, поднося свечу к портрету. — Ха! Тоже решительное выражение лица, только в другом роде. Точно говорит… Как это… Не забудь… правда, говорит, мистер Флинтуинч. Ей-богу, говорит, сэр.
Возвратив свечу, он снова уставился на мистера Флинтуинча, затем, не торопясь, направился вместе с ним в переднюю, повторяя, что это прелестнейший старинный дом, что осмотр доставил ему истинное удовольствие и что он не отказался бы от этого удовольствия за сто фунтов.
Эта странная фамильярность мистера Бландуа, заметно отразившаяся на его манерах, которые стали гораздо грубее, резче, нахальнее и задорнее, представляла резкий контраст с невозмутимостью мистера Флинтунича, пергаментное лицо которого вообще не обладало способностью изменяться. Пожалуй, можно было подумать, глядя на него теперь, что дружеская рука, обрезавшая веревку, на которой он висел, немножко запоздала с этой услугой, но в общем он оставался совершенно спокойным. Они закончили осмотр комнаткой, которая примыкала к передней, и остановились в ней. Мистер Флинтуинч пристально смотрел на Бландуа.
— Очень рад, что вы остались довольны, сэр, — сказал он спокойно. — Не ожидал этого. Вы, кажется, в отличном расположении духа?
— В чудеснейшем, — отвечал Бландуа. — Честное слово, я так освежился! Бывают у вас предчувствия, мистер Флинтуинч?
— Не знаю, правильно ли я вас понял, сэр. Что вы разумеете под этим словом? — возразил мистер Флинтуинч.
— Ну, скажем, смутное ожидание предстоящего удовольствия, мистер Флинтуинч.
— Не могу сказать, чтобы я чувствовал что-нибудь подобное в настоящую минуту, — возразил мистер Флинтуинч серьезнейшим тоном — Если почувствую, то скажу вам.
— А я, сынок, предчувствую, что мы с вами будем друзьями, — сказал Бландуа. — У вас нет такого предчувствия?
— Н… нет, — проговорил мистер Флинтуинч после некоторого размышления — Нет, не могу сказать, чтоб было.
— Я положительно предчувствую, что мы будем закадычными друзьями. Что же, вы и теперь этого не чувствуете?
— И теперь не чувствую, — сказал мистер Флинтуинч.
Мистер Бландуа схватил его за плечи, встряхнул вторично в припадке веселости, затем подхватил под руку и, шутливо заметив, что он прехитрая старая бестия, предложил отправиться вместе распить бутылочку вина.
Мистер Флинтуинч принял это приглашение без всяких колебаний, и они отправились под дождем, который не переставая барабанил по крышам, стеклам и мостовой с самого наступления ночи. Гроза давно прошла, но ливень был страшный. Когда они добрались до квартиры мистера Бландуа, этот галантный джентльмен приказал подать бутылку портвейна и развалился на кушетке (примостив под свою изящную фигуру все подушки, какие только были в комнате), а мистер Флинтуинч уселся против него на стуле, по другую сторону стола. Мистер Бландуа предложил потребовать самые большие стаканы, мистер Флинтуинч охотно согласился. Наполнив стаканы, мистер Бландуа с шумным весельем чокнулся с мистером Флинтуинчем — сначала верхним краем своего стакана о нижний край ею стакана, потом наоборот — и выпил за процветание дружбы, которую он предчувствовал. Мистер Флинтуинч важно принимал тосты, осушал стакан за стаканом и не говорил ни слова. Всякий раз как мистер Бландуа чокался (это повторялось при каждом наполнении стаканов), мистер Флинтуинч флегматично отвечал на его чокание, флегматично опрокидывал стакан в свою глотку и так же флегматично проглотил бы порцию своего собеседника, так как, не обладая тонким вкусом, мистер Флинтуинч был настоящей бочкой в отношении напитков.
Короче говоря, мистер Бландуа убедился, что, сколько ни вливай портвейна в молчаливого Флинтуинча, его уста не только не разверзнутся, а будут замыкаться еще плотнее. Мало того, по всему было видно, что он способен пить всю ночь напролет, а в случае чего и весь следующий день и следующую ночь, тогда как мистер Бландуа уже начал завираться и сам почувствовал это, хотя смутно. Итак, он решил окончить беседу с окончанием третьей бутылки.
— Так вы зайдете к нам завтра, сэр? — спросил мистер Флинтуинч деловым тоном
— Огурчик мой! — отвечал тот, хватая его зa ворот обеими руками. — Зайду, не бойтесь! Адье, Флинтуинчик! Вот вам на прощанье! — тут он обнял его, звонко чмокнув в обе щеки. — Разрази меня гром, если не приду! Слово джентльмена!
На следующий день он, однако, не пришел, хотя рекомендательное письмо было получено. Зайдя к нему вечером, мистер Флинтуинч к удивлению своему узнал, что он расплатился по счету и уехал обратно на
