— Стойте, сэр! — закричал мистер Доррит. — Стойте! Садитесь! Садитесь же, чёрт вас побери!
Юный Джон опустился на ближайший к двери стул, а мистер Доррит прошелся взад и вперед по комнате, сначала быстро, потом тише; затем он подошел к окну и прижался лицом к стеклу, а потом, внезапно повернувшись, спросил:
— С какой целью вы явились сюда, сэр?
— Без всякой цели, сэр! Боже мой! Я только хотел узнать, сэр, здоровы ли вы и здорова ли мисс Эми?
— Какое вам дело до этого, сэр? — возразил мистер Доррит.
— Никакого, сэр, вы совершенно правы. Я никогда не забывал, какое огромное расстояние между нами. Я знаю, что это вольность с моей стороны, сэр, но я никак не думал, что вы так ее примете. Честное слово, сэр, — проговорил юный Джон с глубоким волнением, — я беден, но настолько горд, что не пришел бы сюда, если бы мог это предвидеть.
Мистер Доррит был пристыжен. Он повернулся к окну и простоял несколько минут, прижавшись лбом к стеклу. Когда он снова отвернулся от него, в руках его был платок, которым он вытирал глаза, и вид у него был усталый и больной.
— Юный Джон, мне очень жаль, что я так вспылил, но… кха… бывают тяжелые воспоминания, и… хм… вам не следовало приходить.
— Я и сам это вижу, сэр, — возразил Джон Чивери, — но я не сообразил этого раньше и, видит бог, не хотел оскорбить вас, сэр.
— Нет, нет, — сказал мистер Доррит, — я… хм… уверен в этом. Кха… дайте мне вашу руку, юный Джон, дайте мне вашу руку!
Юный Джон подал свою руку, но мистер Доррит поразил его в самое сердце, и лицо его оставалось бледным и расстроенным.
— Так! — сказал мистер Доррит, пожав ему руку. — Садитесь, юный Джон.
— Благодарю вас, сэр, я лучше постою.
Мистер Доррит сел вместо него. Он схватился за голову с болезненным жестом и, помолчав немного, сказал, стараясь быть любезным:
— Как поживает ваш отец, юный Джон? Как… кха… как они все там поживают, юный Джон?
— Благодарю вас, сэр. Ничего, помаленьку, сэр. Никто не жалуется.
— Хм… вы, как я вижу, попрежнему занимаетесь… кха… торговлей, Джон? — продолжал мистер Доррит, взглянув на оскорбительную пачку, которую только что посылал к чёрту.
— Отчасти, сэр. Я тоже, — Джон слегка запнулся, — помогаю отцу.
— О, в самом деле? — сказал мистер Доррит. — Значит, вы… кха… состоите при… кха…
— При сторожке, сэр? Да, сэр.
— Много работы, Джон?
— Да, сэр, порядочно. Не знаю почему, но у нас вообще порядочно работы.
— В это время года, юный Джон?
— Во все времена года, сэр. Я не замечал разницы. Прощайте, сэр.
— Постойте минутку, Джон… кха… постойте минутку… кха. Оставьте мне сигары, Джон… кха… прошу вас.
— Охотно, сэр.
Джон положил их на стол дрожащей рукой.
— Постойте минутку, Джон, постойте еще минутку. Мне… кха… было бы приятно переслать небольшой… хм… подарок через такого надежного посредника, с тем чтобы он был разделен… кха… хм… между ними… между ними… сообразно их нуждам. Вы не откажетесь исполнить это поручение, Джон?
— Конечно, сэр. Я знаю, что многие из них очень нуждаются.
— Благодарю вас, Джон. Я… кха… сейчас напишу, Джон.
Руки его так дрожали, что он долго не мог ничего написать, наконец кое-как нацарапал. Это был чек на сто фунтов. Он сложил его, вложил в руку юного Джона и пожал ему руку.
— Надеюсь, вы… кха… забудете… хм… о том, что здесь произошло, Джон?
— Не говорите об этом, сэр. Я ничуть не в претензии на вас, сэр.
Однако ничто не могло вернуть физиономии юного Джона ее естественный цвет и выражение.
— Надеюсь также, Джон, — прибавил мистер Доррит, в последний раз пожимая ему руку и выпуская ее, — надеюсь, что… кха… всё это останется между нами и что, уходя отсюда, вы не скажете никому из здешних… хм… где я… кха… в прежнее время…
— О, будьте покойны, сэр, — отвечал Джон Чивери. — Я жалкий бедняк, сэр, но я слишком горд и честен, чтобы дойти до этого, сэр.
Мистер Доррит не был настолько горд и честен, чтобы не подслушивать у дверей, действительно ли Джон ушел немедленно или остановился поговорить с кем-нибудь. Сомнения не было: он быстрыми шагами спустился с лестницы и вышел на улицу. Примерно через час мистер Доррит позвал проводника, который застал его в кресле перед камином, лицом к огню.
— Можете взять себе эту пачку сигар, — сказал мистер Доррит, указывая на нее небрежным жестом и не оборачиваясь. — Это принес мне… кха… в подарок… хм… сын одного из моих старых арендаторов.
Солнце следующего дня застало экипаж мистера Доррита на Дуврской дороге, где каждый почтальон в красной куртке являлся вестником жестокого учреждения, основанного в целях беспощадного грабежа путешественников. Так как этот грабеж составляет единственное занятие населения между Лондоном и Дувром, то мистер Доррит был ограблен в Дортфорде, обобран в Гревзенде, обворован в Рочестере, ощипан в Ситтингборне и острижен в Кентербери.
Как бы то ни было, проводник, обязанный выручать его из рук бандитов, выкупал мистера Доррита при каждой остановке; и красные куртки отправлялись вперед, выделяясь яркими пятнами на фоне весеннего ландшафта, между мистером Дорритом в его уютном уголке и ближайшим меловым холмом на пыльной дороге.
Солнце следующего дня застало его в Кале. Теперь, оставив Ла-Манш между собой и Джоном Чивери, он начал собираться с духом и находить, что заграничным воздухом дышать гораздо легче, чем английским.
Снова потянулись тяжелые французские дороги по направлению к Парижу. Совершенно оправившись, мистер Доррит, сидя в своем уютном углу, принялся строить воздушный замок. По его лицу было видно, что он воздвигает громадное здание. Целый день он строил башни, разрушал их, здесь пристраивал флигель, там выводил зубцы, исправлял стены, укреплял бойницы, украшал внутренние покои, словом — воздвигал нечто во всех отношениях великолепное. Его озабоченное лицо так ясно выдавало внутреннюю работу мысли, что каждый калека на почтовой станции, исключая слепых, совавший в окно кареты жестяную кружку с просьбой о милостыне во имя богородицы и во имя всех святых, очень хорошо знал, о чем он думает, как узнал бы это их соотечественник Лебрен, [57] если бы сделал этого английского путешественника предметом специального физиономического исследования.
Приехав в Париж и остановившись здесь на трое суток, мистер Доррит часто бродил один по улицам, рассматривая витрины лавок, особенно ювелирных. В конце концов он зашел в магазин самого знаменитого ювелира и сказал, что желает купить маленький подарок для дамы.
Он сказал это очаровательной маленькой женщине, веселой, как день, одетой с безукоризненным вкусом, появившейся из зеленой бархатной ниши с изящной маленькой книжечкой, о которой никто бы не подумал, что в ней можно записывать какие-нибудь коммерческие счета, кроме разве счета поцелуев. Эту книжечку она положила на изящнейшую маленькую конторку вроде бонбоньерки.
— Какого рода подарок желает сделать мсьё? — спросила она. — Быть может, любовный подарок?
Мистер Доррит усмехнулся и сказал:
Что ж, может быть! Как знать? Это всегда возможно: прекрасный пол так очарователен. Не может ли она показать ему что-нибудь в этом роде?
С величайшим удовольствием, — сказала маленькая женщина. — Ей очень приятно показать ему всё, что у них есть. Но, pardon! Прежде всего она просит мсьё заметить, что есть любовные подарки и есть свадебные подарки. Вот, например, эти восхитительные серьги и это пышное ожерелье могут быть названы
