данного факта, он не смог почерпнуть из этой картины ничего, что помогло бы найти ответ на мучивший его вопрос.
Хэл почувствовал острое разочарование, граничащее с гневом. В течение всей сознательной жизни он стремился выяснить свое происхождение, придумывая тысячи фантастических историй на эту тему. Теперь же словно какая-то сила намеренно не дает ему сделать это открытие в тот самый момент, когда он, как ему казалось, уже коснулся его кончиками пальцев. В расстройстве он устремил свои мысли в самые удаленные уголки подсознания со всей яростью человека, бегущего по пустынным коридорам, неистово колотящего кулаками в одну запертую дверь за другой и нигде не получающего никакого ответа. Но он все-таки сумел проникнуть за одну из таких дверей и внезапно очутился перед преградой, существование которой явилось для него полной неожиданностью.
Его воображение представило ему массивную круглую металлическую дверь, подобную тем, что устанавливают в сейфах. Это было искусственной преградой, и ему стало совершенно ясно, что ее воздвиг некто, гораздо более могущественный, чем его теперешнее «я», и поэтому следовало оставить всякие надежды прорваться сквозь нее силой. Она стояла на его пути и словно самим своим существованием непреклонно заявляла ему: «Я откроюсь только тогда, когда тебе уже станет ненужным то, что я скрываю».
Сам этот факт означал поражение. Но наличие этой преграды служило доказательством, по крайней мере, того, что он представляет собой — и всегда представлял — нечто большее, чем то, что было доступно пониманию его сознания. А еще оно означало, что открывшаяся дверь дала ему доступ всего лишь туда, куда его прежнее «я» однажды уже проникало и обнаружило там тупик. Таким приемом его наталкивали на поиски какого-то иного пути к той цели, которой оба этих «я» стремились достичь; и новые возможности для поиска иных путей к этой цели лежали теперь в том озарении, которое только что пришло к нему здесь, в этой камере.
Хэл снова вернулся к осознанию того, что находится в камере, к своему терзаемому болезнью телу. Но, обретя теперь новую свободу воли и мысли, он приступил к созданию тех особых умственных инструментов, о которых уже размышлял раньше, когда ему пришло в голову, каким образом сознание может вернуться в прошлое и открыть доступ не только к хранящейся в нем информации, но и к возможностям подсознания. Несмотря на продолжающиеся трудности с дыханием, он принялся за сочинение стихов.
Название и строки стихотворения горели перед его мысленным взором, подобно стихотворению о рыцаре, созданному на Абсолютной Энциклопедии. И потом то, что он открыл для себя в этой поэтической форме, превратилось в непреодолимую внутреннюю силу, влекущую его вперед, прочь от Энциклопедии, навстречу годам, проведенным на Коби, и к теперешнему моменту озарения. Сейчас же эти последние стихи вызвали в его воображении образ рукотворного катаклизма, к которому человечество устремилось, словно пьяный человек, выпивший слишком много, чтобы представить себе последствия того, что он творит.
Конечно. Армагеддон-Рагнарек, как бы его ни называли, в конце концов грозил стать уделом всех. Он захватит всех людей, как лавина, несущаяся по горному склону, стремительно набирая скорость; и теперь уже не осталось никого, кто не ощущал бы его приближения.
О нем откровенно и напрямую говорил ему Там Олин. Хэл помнил, что и Сост, в коридорах-туннелях на Коби, также упоминал о нем. Хилари беседовал о нем с Джейсоном, когда вез его и Хэла на встречу с Рух и ее партизанами... И вот совсем недавно, несколько часов тому назад, Барбедж произнес это же слово — Армагеддон — здесь, в этой самой камере.
Армагеддон, последняя битва. Его тень бременем давила на всех людей, в том числе и на тех из них, кто не только не имел понятия о смысле этого слова, но даже никогда его не слышал. Теперь Хэлу стало совершенно очевидно, что каждый из них поодиночке уже смог почувствовать его приближение — ведь двери и птицы при безоблачном голубом небе способны почувствовать надвигающуюся грозу. Собираются огромные силы, готовые вступить в жестокую схватку.
В далекое доисторическое прошлое уходят корни этого противостояния. Теперь, когда у Хэла открылись глаза на его существование, ему стало ясно, каким образом развитие исторической обстановки за последние несколько сот лет привело к тому, что неотвратимое приближение решающего часа этого противостояния просто оказалось на короткое время задержанным, и как вместе с тем оно, это развитие, готовило место действия для последней яростной битвы.
Все это в аллегорической форме вошло в содержание только что сложенного им стихотворения. Охотниками могли быть только Иные, озабоченные исключительно лишь короткими мгновениями своей мирской жизни. Олени — это огромные массы людей, подобных Состу и Хилари, гонимые теперь непонятными им силами за черту, являющуюся границей зоны безопасности, прямо в руки охотников. И наконец, в стихах присутствуют и те, кто находится как бы в стороне и видит ситуацию такой, какая она есть, обладая преимуществом или читателя стихов, или созерцателя нарисованной в них картины. Это те, кто уже понимает, что должно произойти, и кто уже посвятил себя тому, чтобы предотвратить надвигающуюся катастрофу. Такие как Уолтер, Малахия и Авдий, как Там, Рух и Дитя Господа. Такие как...
Внезапно свет в камере и в просматривающейся из нее небольшой части коридора померк настолько, что стало почти совсем темно. Через несколько секунд все вокруг задрожало. И одновременно, казалось бы ниоткуда, возник низкий рокочущий звук, в течение короткого времени нараставший, а затем постепенно смолкающий — как будто прямо за стенами его камеры обрушилась огромная, стремительно несущаяся лавина, послужившая для него образом Армагеддона.
Происхождение звука, достигшего его ушей здесь, в таком месте, находящемся, несомненно, в недрах Управления милиции, в самом центре Арумы, было необъяснимо. Через некоторое время яркость света снова стала прежней.
Он ждал, что объяснение происшедшему придет само собой — раздастся топот ног бегущих по коридору людей или донесутся громкие звуки перекликающихся голосов. Но ничего подобного не произошло. Вокруг по-прежнему стояла тишина. И никто не пришел.
Примечания
1
Нойес (Noyes) Альфред, английский поэт (1880-1958 гг.), доктор права Йельского университета (1913 г.), профессор английской литературы Принстонского университета (1914 г.).
2
Теннисом (Tennyson) Альфред (1809-1892 гг.), английский поэт. Цикл поэм «Королевские идиллии» (1859 г.) основан на «Артуровских легендах» — кельтских народных преданиях, в центре которых образ короля бриттов Артура (5-6 вв.), боровшегося с англосаксонскими завоевателями. Артур и рыцари «Круглого стола» воплощают нравственные идеалы рыцарства.
3
Авалон — в кельтской мифологии — «остров блаженных», потусторонний мир на далеких «Западных островах», куда после сражения при Камлане феей Морганой был перенесен смертельно раненный король Артур.
4
Рагнарек — в скандинавской мифологии гибель богов всего мира, следующая за последней битвой богов и вышедших из-под земли чудовищ. Инеистые Великаны (хримтурсы) — вырвавшиеся из преисподней чудовища, одни из участников последней битвы с богами. Фимбульвинтер (Фимбульветер) — трехгодичная «великанская зима», предшествующая Рагнареку.
5
Армагеддон — согласно Библии, место сбора сил сатаны для решающего сражения с Богом, в более широком теологическом смысле — символ последней битвы добра и зла.
