время. Раньше полагали, что решения принимают лишь несколько людей. Теперь же мы понимаем, что на этих людей влияют их окружение, а на тех, в свою очередь, еще большее количество людей, – так что в итоге каждый человек может оказывать влияние на принимаемые решения; а значит, и на ход истории. Чем глубже мы погружаемся в историю, тем медленнее, как мы заметим, будет проявляться влияние этой массы заинтересованных людей.
– Последнее утверждение весьма важно, – уточнил Хэл. – В предыдущих столетиях людям часто требовалось очень много времени для того, чтобы изменить ход истории, хотя в конце концов это всегда происходило. Различие между тем временем, и нынешним состоит в коммуникациях. Существующие средства коммуникации дают взглядам и действиям масс возможность почти немедленно проявиться в цепочках людских взаимодействий. В ту самую минуту, когда я навсегда покину Энциклопедию, и это станет известным всем мирам, взгляды всех людей изменятся, и результат этих изменений очень быстро сделается заметным. Как я и говорил, мой уход создаст вакуум среди противников Блейза; и инстинктивная инерция исторических сил должна заставить совокупный импульс человечества действовать против него и за нас.
– Как? – спросила Аджела.
– Вы знаете, в чем состояла моя цель, когда я был Доналом, – ответил Хэл. – Я пытался подтолкнуть человечество к тому, чтобы в нем возросло инстинктивное чувство ответственности. По-видимому, мое последнее усилие – попытка найти доступ в Созидательную Вселенную – оказалось слишком однонаправленным. Исторические силы отреагировали, создав нечто новое, чему не могла противостоять ни одна из социальных групп – Иных, обладающих способностью исподволь влиять на любую политическую структуру. Они отвергают ответственность, выбирая инстинктивное повиновение.
Хэл остановился, внезапно засомневавшись, понятными ли оказались его объяснения.
– И в результате? – отозвалась Рух.
– И в результате получили нынешнюю ситуацию: Блейз возглавляет противостоящую нам группировку, а я до сегодняшнего дня руководил нашей.
– Я по-прежнему хочу услышать, – Аджела на этот раз была более сдержана, – причем тут твоя капитуляция и желание, по словам Рух, отправиться на поиски смерти.
– Это устраняет меня как движущую силу нашей стороны, – ответил Хэл. – И дает Блейзу и Иным слишком большое преимущество. Таким образом – как я и сказал несколько минут тому назад, именно он будет нарушать баланс сил в свою пользу; и эти силы начнут действовать против него.
– И что произойдет? – поинтересовалась Аджела.
– Я не знаю, – ответил Хэл. – Если начать оценивать ситуацию в первую очередь следует посмотреть, как влияет мой уход на мое непосредственное окружение. Затем представить влияние вашей реакции на более широкую группу людей вокруг вас, и так далее, и так далее – вплоть до ответной реакции; и в конце концов придется принять во внимание все человечество.
– А о Таме ты позабыл? – прервала его Рух. – Все эти годы он был как Симеон, тот самый, о ком говорится в Евангелии от Луки. Ты знаешь его историю?
– Да, – Хэл мысленно представил себе открытую страницу с евангельским текстом.
– Я не знаю! – воскликнула Аджела. – Расскажи ее мне.
Рух повернулась к Аджеле, но Хэл понимал, что ее слова прежде всего обращены к нему.
– «…Тогда, – начала Рух настолько уверенно, словно читала раскрытую перед ней книгу, – был человек в Иерусалиме, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый, чающий утешения Израилева; и Дух Святый был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господа.
И пришел он по вдохновению в храм. И когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над ним законный обряд, он взял его на руки, благословил Бога и сказал: “Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром; Ибо видели очи мои спасение Твое”».
Рух остановилась, и Аджела снова продолжила пристально вглядываться в Хэла.
– Если ты теперь сдашься, Хэл, – произнесла Рух, – что будет с Тамом, он ведь всю жизнь ждал, когда ты осуществишь то обещание, которое он увидел в тебе? – Хэл ощущал боль в ее словах так, как будто она была его собственной.
– Я прекрасно понимаю, – резко отозвался он. – Но прежде всего важна судьба человечества; а для него единственная надежда – насколько я понимаю – в том, чтобы я перестал быть частью уравнения. Я должен уйти; и предоставить историческим силам естественным путем вести нас к тому, чего не мог достичь я сам. Эти силы с самого начала вели человечество вперед и вверх. Лишь мое самомнение убеждало меня в том, что я способствую этому движению.
– Но что станет с ним, когда он узнает о твоем уходе? – с горячностью спросила Аджела. – Что станет с ним, я тебя спрашиваю?
– Пусть он… – слова давались Хэлу нелегко, но он был вынужден произнести их. – Пусть он продолжает думать, что я не оставил попыток… до конца. Так будет лучше для него; а мой уход неизбежен. Я вынужден еще раз повторить: если я и в самом деле не устранюсь, давление на исторические силы не изменится. Рух…
Он повернулся к ней.
– Теперь ты понимаешь меня, не так ли? Все, что можно сделать – это позволить мне уйти; а надежда…
Но, к его удивлению, Рух больше не слушала его. Ее взгляд был устремлен на экран, в крышке стола.
– Над щитом – очень маленький корабль пытается проникнуть внутрь, – сказала она Аджеле таким тоном, будто Хэла вообще нет с ними.
– В самом деле? – Аджела взглянула на экран, находившийся перед ней, и ее пальцы забегали по пульту управления.
– Вспомните наш разговор о том, – Хэл попытался вернуть их к обсуждению стоявшей перед ними проблемы, – что человечество в чем-то походит на единый организм, правда состоящий из множества
