– Идем дальше, – сказал Хэл, снова берясь сбоку за носилки, и они продолжили трудный путь наверх.
Когда они наконец оказались на самом уступе, все выбились из сил.
– Мы отнесем его в одну из комнат в лазарете, – сказала Хэлу Онет. – Ты можешь позже навестить его там, если захочешь. У Таннахеха есть несколько помощников и медсестер. С Артуром все время кто-нибудь будет.
– Скажите Таннахеху, что Артура надо выводить из такого состояния постепенно, – предупредил Хэл. – Какое-то время после того, как он придет в себя, ему будет казаться, что он все еще в руках палачей. Но Таннахех, вероятно, это уже знает.
– Я все равно скажу ему об этом, – отозвалась Онет. – Тебе лучше самому немного отдохнуть. Ты был на ногах больше суток, не правда ли?
– Возможно, – кивнул Хэл. – Во всяком случае, мне надо немного поговорить с Амидом прежде, чем я сочту свою задачу выполненной, увидимся позже.
За носилки взялись те, кто не покидал уступа. Хэл направился к Амиду.
Приблизившись к домику, он заглянул в окно и увидел, что Амид сидит на одном из стульев, расставленных вокруг очага. Напротив него расположилась Аманда.
Хэл остановился. Пока он находился внизу, он и забыл, что Аманда может появиться здесь. Он направился к двери, которая была приоткрыта из-за теплой погоды, остановился и посмотрел сквозь щель на сидевших внутри.
Он не мог бы в точности сказать, почему он остановился. Как будто какой-то инстинкт удержал его, заставив его остановиться и поразмыслить.
Возможно, подумал он, со внезапной неестественной ясностью, ему следовало бы подумать перед тем, как войти. Уже много раз, когда он был крайне утомлен умственно и физически, его сознание обретало странную, почти лихорадочную ясность. Самым важным из таких моментов оказался тот, когда его, сжигаемого лихорадкой, несколько лет назад оставили умирать в камере тюрьмы милиции на Гармонии, однако именно тогда его мозг воспринимал окружающее и мыслил настолько ясно, как никогда прежде.
Что-то подобное произошло теперь, хотя он, похоже, и не мог определить, в чем тут дело. Но выйдя из унылой безнадежности с помощью Аманды, приведшей его сюда, он наконец поднялся – к этому.
Но что же это собой представляло? Одно было точно – оно вовсе не походило, на его прежнее отчаяние. Он снова ожил, и ощущение, что дело, которому он себя посвятил, не следовало считать проигранным, снова вернулось к нему. Больше чем когда-либо за все свое прежнее существование, Хэл чувствовал, что стоит рядом с ответом, но не видит тот заключительный шаг, который приведет его к нему.
Частью этого был Джатед, буйный философ-экзот, который проповедовал, что у каждого человека своя, отдельная вселенная. Другой частью – Сее. Еще одной частью – тот факт, что он не только успешно освободил Сее и Артура, но и отправил солдат прочь, не причинив никому вреда. Верно, Сее убила, хотя девочку можно было считать ответственной за убийства не более, чем волка, который убил, защищая себя и одного из своих щенков.
Каким-то образом все эти вещи увязывались вместе, но в то же время его разум не сумел пока соединить их. И прежде всего, не сумел соединить их с Амандой, которая также была частью понимания. Аманда, с того момента, когда они впервые встретились на Дорсае, одарила его своей проницательностью. Всю ценность этого дара ему еще предстояло оценить – точно так же, как ему предстояло оценить все значение связи между другими фрагментами открытия, которые пока раздельно существовали в его сознании.
И именно ощущение этого дара остановило его теперь. Остановило, потому что этот дар сделал его более восприимчивым; это обострившееся восприятие и пробуждало теперь в нем безымянный страх того, о чем ей, возможно, придется ему сказать.
Немного помедлив, Хэл все же вошел внутрь.
Амид и его гостья оглянулись, услышав стук его башмаков по деревянному полу Амид и сам, как теперь мог видеть Хэл, обладал той же способностью, что и Аманда; и Хэл догадался, что и Аманда и Амид – также как и другие похожие на их – были не только частью той жизни, которую он выбрал, но и частью того, что он надеялся найти, когда позволил Аманде доставить его сюда, на Культис. Сама она не узнала бы в этой черте одну из тех вещей, которые Хэлу надо было найти, но та странная, почти мистическая часть ее, которая всегда отличала ее семейство от остальных дорсайцев, должно быть, ощутила и необходимость для него найти ее, и то, где он может это сделать.
Это понимание его потребности и того, что отвечает ей, было частью того, что превращало ее в то, чем она была. Так что везде, где бы Аманда ни находилась – как сейчас в кабинете Амида, – доступная чувствам вселенная, казалось, обретала порядок, становилась разумной и наделенной целью. Как будто от нее исходил свет, который, хотя и невидимый сам по себе, позволял окружавшим ее людям видеть все более ясно.
Аманда поднялась ему навстречу. Хэл обнял ее, и они долгое время стояли молча. Потом она откинулась назад и немного повернула его, так чтобы видеть его лицо в свете, исходившем из ближайшего окна.
– Лучше, – сказала она, разглядывая его. – Да, ты выглядишь лучше. Но не настолько хорошо, насколько следует.
– Я ближе к цели, – ответил он. – И еще ближе теперь, когда ты здесь.
Она выпустила его и нахмурилась, когда он протянул руку к столу для опоры – иначе бы он упал, в его ногах вовсе не осталось силы.
– До меня дошли слухи о том, что солдаты направляются сюда, чтобы осмотреть местность, – сообщила она. – Я прибыла сюда как только смогла, но я ждала целую ночь, прежде чем подойти к той группе, которая охраняла камень, закрывающий вход. Я появилась здесь примерно через час после того, как ты повел свою группу туда, вниз. У меня было искушение последовать за вами вниз, но поскольку ты построил свои планы не учитывая меня, не было никакого смысла вмешиваться в ход событий. Я ожидала тебя с тех пор. Но ты вот-вот свалишься с ног!
– Не стану отрицать, – Хэл устало усмехнулся. – Но прежде, чем я рухну, мне надо задать Амиду один-
