держали в бочках с водой. И наконец снова выстрелили. На этот раз грохот был еще громче, но странным образом я не услышал, как ядро вспарывает воздух. И удара о крепость Малкин тоже не услышал, просто увидел, как снаряд попал в нижнюю часть стены, и в ров посыпался град осколков.
Не знаю, как долго это продолжалось. В какой-то момент судебные приставы заговорили между собой. Я видел, как движутся губы, но не мог разобрать ни слова. Выстрелы оглушили меня. Оставалось надеяться, что не навсегда. Теперь все мы были окутаны дымом, во рту ощущался резкий привкус. Паузы между атаками становились длиннее — артиллеристам требовалось все больше времени на очистку и охлаждение ствола, который явно начал перегреваться.
Наконец приставам, видимо, надоело торчать рядом с пушкой. Они подняли меня на ноги и увели примерно на сто шагов, как и советовал сержант. Стало легче, и в перерывах между выстрелами я постепенно понял, что слух возвращается. Я снова слышал, как ядро с завыванием летит сквозь воздух, а потом грохочет о крепость. Артиллеристы хорошо знали свое дело и били примерно в одно место, но, насколько я мог судить, пока стену проломить не сумели. Потом снаряды кончились, повозка с новыми боеприпасами прибыла лишь во второй половине дня. К тому времени я сильно страдал от жажды и попросил у пристава воды. Он пил из каменного кувшина, принесенного солдатом.
— Ага, парень, только ты уж как-нибудь сам, — рассмеялся он.
Конечно, поднять сосуд я не мог, поэтому опустился на колени, рассчитывая слизать капли с горлышка. Однако пристав просто отодвинул кувшин и пригрозил врезать, если я не сяду ровно.
К закату глотка горела от жажды. Ноуэлл ускакал в сторону Рид-Холла. С наступлением сумерек стрельба прекратилась. Оставив самого молоденького артиллериста караулить пушку, остальные развели среди рощи костер и стали готовить ужин. Капитан Хоррокс тоже уехал, наверняка рассчитывая провести ночь в удобной постели.
Судебные приставы оттащили меня под деревья, и все мы, вместе с Барнсом и Кобденом, уселись на некотором расстоянии от разведенного солдатами огня. Приставы и сами разожгли не большой костер, но есть им было нечего. Спустя какое-то время солдат подошел и спросил, не голодны ли мы.
— Будем очень признательны, если поделитесь с нами, — ответил Барнс. — Я думал, к вечеру все закончится и я поужинаю в Риде.
— Эта башня оказалась крепким орешком, — сказал солдат. — Но не беспокойтесь, мы пробьемся. Кое-где уже видны трещины. Завтра проломим стену еще до полудня, а потом начнется потеха.
Вскоре Барнс, Кобден и судебные приставы набросились на тушеного кролика, но перед этим, многозначительно подмигивая, поставили миску на траву передо мной.
— Ешь, парень, — сказал Кобден.
Но когда я встал на колени и приблизил к краю рот, плошку выхватили, и еда полетела в костер.
Все расхохотались, словно над остроумной шуткой, а я сидел, страдая от голода, жажды и глядя, как моя порция кролика шипит в костре. Заметно стемнело, сгустились облака. Я не надеялся сбежать, потому что охранять меня решили по очереди, да и солдаты наверняка выставили караул.
Полчаса спустя все уснули, на страже остался Кобден. Барнс громко храпел с открытым ртом. Приставы вырубились, едва растянувшись на траве.
Я же и не пытался уснуть. Руки болели в тугих, тяжелых колодках, мысли обо всем происшедшем безостановочно крутились в голове — о столкновениях с Вюрмальд и Тиббом, о провале попытки спасти бедного отца Стокса. Впрочем, Кобден даже не думал позволить мне отдохнуть.
— Если я должен бодрствовать, парень, то и ты спать не будешь! — заявил он, для убедительности пнув меня.
Однако через некоторое время стало ясно, что ему трудно бороться с дремотой. Он часто зевал и расхаживал туда-сюда, время от времени останавливаясь, чтобы снова ударить меня. Это была долгая, тягостная ночь, однако примерно за час до рассвета Кобден сел на траву; глаза у него остекленели; голова то и дело опускалась, но каждый раз, вздернув ее и очнувшись, он устремлял на меня злобный взгляд, словно я был виноват в его мытарствах. После того как подобное повторилось четыре-пять раз, голова его наконец свесилась на грудь и послышался негромкий храп.
Я оглядел армейский лагерь. Он был довольно далеко, и с уверенностью я сказать не мог, но, как мне показалось, никто из солдат не двигался. До меня дошло, что это реальный шанс сбежать, однако я выждал еще несколько минут, чтобы убедиться, что Кобден крепко спит.
Наконец очень медленно я встал, стараясь двигаться бесшумно. Однако поднявшись, к своему огорчению, заметил между деревьями какой-то промельк. Довольно далеко вроде бы дернулось что-то серое или белое. Потом чуть левее снова что-то шевельнулось. Я припал к земле. Определенно, некие фигуры пробирались сквозь заросли ко мне. Кто это? Подкрепление? Однако они не маршировали, как солдаты; казалось, они скользят в полной тишине, словно призраки. Почти плывут.
Нужно скрыться до того, как тени до меня доберутся. С колодками, сжимавшими запястья, было трудно сохранять равновесие и вообще передвигаться, но бегство все же представлялось осуществимым. Я приготовился рискнуть, но тут опять уловил промельк, оглянулся и понял, что окружен. Неясные силуэты сходились ко мне со всех сторон. Теперь я разглядел, что на них белые, серые или черные платья. Женщины со сверкающими глазами и всклокоченными волосами.
Почти наверняка ведьмы, но из какого клана? Малкины вроде должны быть внутри крепости. Может, Дины? При свете луны я раньше заметил бы, что они вооружены, однако лишь когда они подошли к костру, я разглядел, что в левой руке каждая сжимает длинный нож, а в правой… Что-то непонятное.
Может, они пришли убить нас во сне? И тут я осознал, что не могу просто сбежать, оставив моих стражей на погибель. Они скверно обращались со мной, но такой смерти не заслуживали. Констебль Барнс напрямую на Вюрмальд не работал — видимо, просто выполнял свой долг. Если я разбужу их, то, может, в общем замешательстве еще смогу сбежать.
Я и пнул Кобдена. Никакой реакции. Я ударил сильнее, и снова без толку. Наклонившись, я прямо в ухо громко окликнул его по имени, но он по-прежнему похрапывал. Я попытался разбудить Барнса, и опять безуспешно. И тут до меня дошло…
Они были отравлены! В точности как бедный отец Стокс в Рид-Холле. И снова я не пострадал лишь потому, что ничего не ел. Наверное, что-то подмешали в тушеного кролика. Каким образом, я понятия не имел, но теперь все равно было слишком поздно — от ближайшей ведьмы меня отделяло всего шагов пятнадцать.
Я напрягся, собираясь рвануть вправо, в свободное пространство между деревьями, но тут меня окликнул знакомый голос. Маб Маулдхилл!
— Том, не бойся. И бежать не надо. Мы пришли помочь. У нас же уговор…
Маб подошла к спящему Кобдену, опустилась на колени и занесла нож.
— Нет!
Меня охватил ужас. Только сейчас я понял, что она держит в правой руке — металлическую чашку с длинной ручкой для сбора крови. Маулдхиллы практиковали кровавую магию.
— Мы не собираемся убивать их! — Маб мрачно улыбнулась. — Возьмем немного крови, вот и все.
— Нет, Маб! Пролей хоть каплю, и нашей сделке конец.
Девочка изумленно посмотрела на меня.
— Кто они тебе, Том? Разве они не издевались над тобой? Не задумываясь отвезли бы тебя в Кастер и повесили. А этот вообще служит Вюрмальд!
Она плюнула в Кобдена.
— Я говорю серьезно! — воскликнул я, пробегая взглядом по собравшимся.
Другая группа ведьм устремилась к лагерю с ножами наготове.
— Может, я и надумал заключить с тобой сделку, но если прольется хоть капля крови, откажусь. Немедленно отзови их!
Маб встала, зло сверкая глазами, но в конце концов кивнула.
— Хорошо, Том. Только ради тебя.
Остальные Маулдхиллы отвернулись от солдат и медленно направились к нам.
Только сейчас до меня дошло, что, возможно, мужчины вокруг умирают, отравленные. Ведьмы сильны и в зельях, и в снадобьях; значит, людей, скорее всего, удастся спасти.
