Следуя за Аристотелем, в данном исследовании мы будем «расчленять» имеющуюся в нашем распоряжении информацию, чтобы обнаружить 'первопричины', или 'первоначала' за счет выявления 'простейших элементов'. Другими словами, 'стратегия гениальности' должна определять «первопричины» и «первоначала» процессов, относящихся к гениальности, в качестве их 'первичных элементов'. Для нас наибольшую сложность представляет то, как именно данные 'слитные вещи', то есть исходная масса информации, могут быть разделены на свои 'первичные элементы' и 'первоначала'.

Постановка фундаментальных вопросов

Согласно Аристотелю, раскрытие данных первоосновных элементов и принципов осуществляется через анализ наших ощущений. Во 'Второй аналитике' Аристотель дает частичное описание своего аналитического подхода. Как и его учитель и наставник Платон, Аристотель начинает с постановки фундаментальных вопросов. Очевидно, что характер вопросов определяет и характер ответов. Согласно Аристотелю:

'Виды искомого по числу равны видам знания. Искомого четыре вида: «что», «почему», 'есть ли' и 'что есть'. В самом деле, когда вопрос касается сочетания [вещи и свойства] — вот такая ли [вещь] или такая, например затмевается ли Солнце или нет, тогда мы ищем, что [вещь] есть [такая-то]… Когда же мы знаем, что нечто есть [такое-то], тогда мы ищем [причину], почему оно [такое-то]. Например, когда мы знаем, что происходит затмение Солнца и что Земля колеблется, тогда мы ищем [причины], почему происходит затмение и почему колеблется Земля. Их мы ищем именно так. Но о некоторых вещах мы спрашиваем по- другому, например: есть ли кентавр или бог?… А когда мы уже знаем, что нечто есть, тогда мы спрашиваем о том, что именно оно есть, например: что же есть бог или что такое человек?' (Вторая аналитика, II 1, 89 b 21–35}

Итак, данные четыре вида искомого — суть четыре фундаментальных вопроса: 1) имеется ли на самом деле связь свойства с вещью? 2) что является причиной данной связи? 3) существует ли сама вещь? 4) какова природа вещи? В своей совокупности они представляют:

'… то, что мы ищем и что мы знаем после того, как мы его нашли, и его именно столько-то'. (Op. cit., II 2, 89 b 36)

Для того чтобы применить стратегию Аристотеля к изучению гениальности, нам необходимо постоянно ставить эти четыре фундаментальных вопроса (в данном случае изучаемой нами «вещью» является 'гениальность'). Слегка изменив приведенный у Аристотеля порядок, мы должны спросить следующее:

1. Действительно ли существует 'гениальность'?

2. Если да, то в чем природа гениальности? Каковы ее 'свойства'?

3. После того, как мы определились с тем, что есть «свойства» гениальности, нам следует спросить: 'А в самом ли деле эти свойства связаны с 'гениальностью'?'

4. Если это так, каковы причины или характер этой связи?

Цель Аристотеля не в том, чтобы на четыре данных вопроса получить четыре разных ответа, а в том, чтобы свести их к одному, то есть к 'первоначалу'.

Согласно Аристотелю, 'знать, что именно есть, и знать, почему есть, означает… одно и то же.' (Ор. cit, II 2, 90 а 31)

'…Очевидно, что вопрос 'что есть' и вопрос 'почему есть' — одно и то же. Что такое затмение Луны? Лишение Луны света вследствие загораживания ее Землей. Почему происходит затмение? Или: почему Луна затмевается? Потому что Луна лишается света загораживающей ее Землей'. (Ор. cit., II 2, 90 а 14–18)

Данное утверждение подразумевает наличие прочной взаимосвязи между знанием и приложением в системе Аристотеля и показывает, что «свойства» и «причины» отчасти равнозначны. Другими словами, если мы утверждаем нечто вроде: 'Гений умеет сосредоточиться на ключевых вопросах', — тогда мы должны быть вправе сказать: 'Умение сосредоточиться на ключевых вопросах есть причина гениальности'. Истинным «первоначалом» в таком случае является то, которое обладает такой двойственностью. Оно не только «научает», но и «оповещает». Иными словами, подобное «начало» не только позволяет нам понять нечто, но и указывает, откуда оно берется и чем определяется.

Данные основные элементы, служащие одновременно и «свойствами» и «причинами» чего-либо, и были тем, что Аристотель назвал «средним», то есть находящимся между общим и конкретным знанием. Хотя Аристотель утверждал, что мы должны 'продвигаться от общего к частному', мы не можем просто остановиться на частностях. Как сформулировал Аристотель, 'доказательство общего постигается умом, частного же — ограничено чувственным восприятием'. Раз уж мы сумели расчленить нечто на частные составляющие, мы должны уметь соединить их обратно, чтобы найти «среднее». Согласно Аристотелю, 'во всяком исследовании ищут среднее', которое и есть то, что соединяет «общее» с 'частным'.

'Таким образом, при всех таких поисках спрашивают, есть ли среднее или что оно есть, ибо среднее есть причина и именно его ищут во всех таких случаях, например:

затмевается ли [Луна]? Есть ли этому какая-то причина или нет? После этого, когда мы узнали, что есть какая-то причина, мы спрашиваем: что же именно она есть?' (Ор. cit., II 2, 90 а 5–9)

Из рассуждений Аристотеля следует, что вопрос: 'Обладает ли Аристотель гениальностью?' — означает: 'Существует ли причина, пробудившая гениальность в Аристотеле?' Если на первый вопрос мы ответим, что 'Аристотель обладал гениальностью, потому что ставил фундаментальные вопросы', — мы одновременно будем подразумевать, что 'постановка фундаментальных вопросов является причиной гениальности Аристотеля'. «Причина» (постановка фундаментальных вопросов) является «средним» или связующим звеном между общим свойством «гениальность» и частным случаем «Аристотель». Выявление «первоначала» и является установлением такой причины.

Стратегия поиска 'среднего'

Коль скоро мы начали задавать вопросы, необходимо научиться получать на них исчерпывающие ответы. Нас может заинтересовать, к примеру, как именно следует заниматься поиском взаимосвязей, «первоначал», 'основных причин' и «общего» в пределах частного? Во 'Второй аналитике' Аристотель приводит специальное описание своей стратегии «сочленения» частных с получением более «универсальных» свойств.

'Искать же при этом следует, обращая внимание на подобное, т. е. неразличимое по [виду], и прежде всего на тождественное в каждом…' (Op. cit., II 13, 97 Ь 6–7)

В качестве иллюстрации Аристотель приводит следующий пример:

'… Если мы хотим выяснить, что такое благородство, то следует у некоторых благородных людей, которых мы знаем, посмотреть, что же тождественного имеется у них всех как благородных людей; например, если Алкивиад благороден или Ахилл и Аякс, то что же тождественного у них всех? То, что они не терпят бесчестья, ибо [из-за] этого один начал войну, другой был охвачен бурным гневом, третий лишил себя жизни'. (Op. cit… II 13, 97 b 15–19)

Алкивиад, Ахилл и Аякс являются 'неразличимыми по виду' личностями, поскольку все они были афинскими полководцами, предпринявшими жесткие и решительные действия, обусловленные их собственным «благородством». В данном примере Аристотель ограничивается тремя случаями и, хотя он нигде не отмечает, насколько достаточным является данное число, можно предположить, что в случае его уменьшения мы не могли бы быть уверены, что полученное подобие будет достаточно общим. С другой стороны, в случае большого количества примеров анализ может стать громоздким и путаным.

Коль скоро мы нашли то, что является общим для первого ряда примеров, обратимся опять к Аристотелю. Он рекомендует обратить внимание:

'…в свою очередь, на другое, что хотя и принадлежит к тому же роду, что и те [вещи], и само оно одного и того же вида, но отличается от тех [вещей] [по виду]'. (Op. cit… II 13, 97 b 8–9)

Продолжая исследование того, что есть «благородство», Аристотель отмечает:

'…Следует обратить внимание на других [благородных], например на Лисандра или Сократа'.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату