Фегелейном[26], офицером связи между Гиммлером и Гитлером. Фотографии, сделанные Гофманом, были опубликованы в газетах. Собранные вместе, они производят впечатление буйной пирушки. Из них становятся известны следующие факты.
Ева Браун так никогда и не смирилась с решением Гитлера не жениться. Поскольку у нее никогда не могло быть своей свадьбы, она попросила у Гитлера разрешения достойно отпраздновать свадьбу сестры. Гитлер дал согласие, но сам в торжественной церемонии не участвовал. У себя дома в честь новобрачных он устроил скромный ужин, где и поздравил их, произнеся несколько приличествующих случаю фраз. Сама церемония проводилась в Зальцбурге. Свадебный пир, на котором, кроме ближайших родственников, присутствовали многочисленные гости, был устроен в доме Бормана в Оберзальцберге и в чайном домике. Такой свадьбы там никогда еще не устраивалось. Некоторые гости из Мюнхена, в том числе актер Хандшумахер, через несколько дней погибли при бомбардировке Мюнхена.
Трудно представить более контрастную пару, чем Гитлер и Ева Браун. Идеальная женщина, по мнению Гитлера, должна быть высокой, крепкой и светловолосой. Излишнюю худобу он не жаловал. У Евы Браун была пропорциональная фигура, она была хорошенькой, не очень высокой и брюнеткой. Гитлер часто делал ей нагоняи за страсть к туфлям на высоких каблуках. Гитлер был одержим важными идеологическими проблемами; она же была существом эмоциональным и joie de vivre[27]. Гитлер мало интересовался своей внешностью, она же всегда одевалась красиво и по последней моде. Ева, даже в присутствии посторонних, нередко бранила Гитлера за плохо сидящий мундир или костюм и неподходящий галстук. Он всегда принимал эту критику со снисходительной вежливостью. В отличие от Гитлера Ева Браун не воздерживалась от алкоголя и много курила, когда его не было поблизости. Она любила потанцевать, тогда как он испытывал ярко выраженную неприязнь к танцам, и его нога никогда не ступала на танцевальную площадку. Несмотря на все эти различия в темпераментах, эти двое, по-видимому, неплохо ладили; за многие годы между ними не произошло ни одного серьезного конфликта. Ева Браун не блистала умом. Она не принадлежала ни к одной партийной организации и почти никогда не говорила о политике. Несомненно, она имела влияние на Гитлера в социальном и культурном плане, особенно в части театра и кино, но только не в общественной и политической жизни.
Как бы то ни было, я верю, что Гитлер дорого заплатил за то, чтобы не быть женатым. У него полностью отсутствовало родственное чувство, и эта отчужденность распространялась даже на членов его семьи. Например, он зашел настолько далеко, что запретил упоминать в своем присутствии о сводном брате Алоисе Гитлере, владельце ресторана на Виттенбергплац в Берлине. Это отсутствие семейных уз отдаляло его от людей, потому что он не испытывал никакой внутренней симпатии к их образу жизни. Если бы он был женат, влияние жены, воспитание детей и заботы, сопутствующие семейной жизни, стали бы естественным противовесом его одностороннему политическому фанатизму. Нормальная семейная жизнь, возможно, повлияла бы на его общественно-полезную деятельность и направила ее в более умеренное и плодотворное русло. Но факт остается фактом: необузданная импульсивность его воли беспрепятственно вела к финальной катастрофе. Он предпочел оставаться холостяком в течение всей жизни и женился только на пороге смерти. Этот поступок стал завершающим этапом его глубокой человеческой трагедии, включающей даже его личные отношения с женщинами. Из шести женщин, состоявших с ним в близких отношениях, пять покончили с собой или пытались это сделать[28].
Как главе государства, Гитлеру приходилось появляться на государственных приемах. Организовывал эти приемы его статс-секретарь, а позднее рейхсминистр Мейснер. Мейснеру помогал шеф протокольного отдела, формально подчинявшийся министру иностранных дел.
В мирное время самым важным считался прием для дипломатического корпуса по случаю Нового года. Он регулярно проводился в Берлине в огромных и прекрасно декорированных мраморных залах новой канцелярии. Они были спроектированы Шпеером специально для подобных официальных церемоний. Как лидер партии, Гитлер проводил приемы в залах, являющихся копиями тех, что спроектировал профессор Троост на Кониглишерплац в Мюнхене. Поскольку Гитлер всегда проводил новогодние каникулы в горах, где фермеры из Берхтесгадена в полночь устраивали в его честь оружейный салют, новогодний прием для дипломатов он перенес с 1 на 10 января. Иностранные послы и министры только радовались этому переносу, предпочитая использовать новогодние каникулы для личных путешествий. Гитлер никогда не считал эти официальные встречи с подготовленными речами очень плодотворными в политическом отношении. Впоследствии он часто упоминал, что некоторые представители других государств пытались, обмениваясь с ним рукопожатиями, решить свои личные проблемы, но что сам он или отвечал в соответствии с дуновением политических ветров, или просто уходил от ответа.
Подобные официальные приемы для глав государств и делегаций значительно участились во время войны в результате антикоминтерновского пакта и пакта трех держав. Когда ось была в конце концов сформирована и энергично пущена в ход, церемониальные приемы проводились в Вене во дворце Бельведер и в веселом, красивом летнем дворце, построенном знаменитым австрийским генералом принцем Евгением. Позже, поскольку Гитлер предпочитал оставаться в Берхтесгадене, он специально оборудовал для этой цели дворец Класхейм близ Зальцбурга. Он не считал свой личный дом в Берхтесгадене подходящим местом для крупных официальных приемов.
Из Берхтесгадена до дворца Класхейм можно было доехать на автомобиле за полчаса. Расположенный всего в нескольких милях от Зальцбурга, он был построен Фишером фон Эрлахом как дворец для увеселений зальцбургских епископов, не гнушавшихся легкомысленных забав. Великолепный парк и панорама гор, открывающаяся с его многочисленных террас и лужаек, вызывали восхищение посетителей этим замечательным уголком мира. Раньше дворец был владением дома Габсбургов. Слабоумный эрцгерцог находился здесь в заточении и умер всего за несколько лет до пришествия Гитлера. Выстроенное в стиле неоренессанса, чудесное здание словно было предназначено для того, чтобы производить впечатление. К дворцу вела эффектная въездная дорожка и величественная лестница. Огромный холл на первом этаже, овальный по форме, венчался куполом крыши. Во дворце было мало жилых комнат, поэтому, когда Гитлер принимал гостей, здесь размещали только глав государств. Делегации и свиты жили в надворной постройке неподалеку от дворца, оборудованной всеми удобствами. В епископские времена в тихом уголке сада был построен очаровательный маленький дамский павильон в форме четырехлистника. Он был отреставрирован, и первым там остановился итальянский посол Алфиери, пользующийся репутацией завзятого дамского угодника.
Президентский номер на первом этаже дворца, состоявший только из гостиной и спальни, в разное время занимали Муссолини, Хорти, царь Борис и другие. Немудрено, что они, греясь в теплых лучах политического солнечного света и наслаждаясь сверкающими горными вершинами, переполнялись оптимизмом, когда Гитлер рассказывал им о политической ситуации в небольшой комнате за продолговатой столовой, вдохновляя их собственной убежденностью в победе. Но позже, нанося визиты в Германию, они проводили в этом президентском номере бессонные ночи, а грозы, бушующие в горах Зальцбурга, казались им дурным предзнаменованием и вгоняли в глубокую депрессию. Ведь когда ситуация стала критической, Верховный главнокомандующий вермахта вызывал их только для того, чтобы ознакомить с безрадостной перспективой и потребовать от их наций нечеловеческих усилий и жертв.
За столом во дворце Класхейм я видел итальянского дуче. Как хорошо я запомнил южную эмоциональность его разговора с Гитлером десять лет назад в Венеции! Теперь он, поверженный Цезарь, сидел молчаливый и сгорбленный, а Гитлер обрушивал на него неудержимый поток своего красноречия. Здесь, во дворце, за послеполуденным кофе я слышал разговоры симпатичного болгарского царя. Борис любил водить паровозы и сам управлял гитлеровским самолетом, присланным за ним в Софию. Он в шутку называл Гитлера «мой фюрер». Здесь я также встречался с меланхоличным норвежцем Квислингом и медлительным Тисо[29]. В первый день вторжения союзников за этим же столом я слышал, как Геринг, в окружении взволнованных представителей многих стран Европы, почти час распространялся о радужных перспективах спасения положения введением в бой подвижной немецкой бронетанковой дивизии. Геббельс же всем своим видом выражал не то облегчение, не то сомнение. А в главном холле дворца я видел, как семидесятилетний адмирал Хорти, обычно такой очаровательный и легкий в общении, выходил из своих апартаментов очень серьезно озабоченным. Вопреки требованию Гитлера, он приказал подготовить специальный поезд для своего отъезда. Отправление было отложено по «техническим причинам»; Хорти смог уехать только через несколько часов, пока не согласился с оценкой ситуации и не подписал соответствующий акт.
