того, чтобы установить дружеские отношения с миром, Гитлеру следовало повести национал- социалистическую Германию по другому пути. Но в то время я полагал, что в этом ему помешал революционный энтузиазм его последователей. Сегодня я понимаю, что ритм его собственной демонической натуры вел его к крайностям. Он в ярости поднялся против радикальных элементов, как в случае с Ремом[4], только из-за того, что те не склонились перед его волей и поэтому представляли для него опасность.
Когда Гитлер стал канцлером, в его манерах и привычках многое изменилось. Президентский дворец в то время перестраивался, поэтому в доме канцлера временно жил Гинденбург. Гитлер же переехал в квартиру на четвертом этаже здания канцелярии. Стоит отметить, что в эти первые месяцы Гитлер появлялся в своем кабинете ровно в десять часов утра. Позже, когда он стал ложиться спать между тремя и пятью часами утра, все изменилось. Во второй части этой книги я еще расскажу о его личных привычках.
В 1933 году Гитлер всю свою энергию употребил на борьбу с другими партиями и укрепление своей власти. Закон, предоставивший кабинету законодательную власть, и уничтожение остальных партий завершили этот этап. Поджог Рейхстага, который Гитлер использовал как предлог для политических арестов и демонстрации силы, был для него сюрпризом, вопреки тому, что полагали во многих кругах. Он считал его подарком судьбы и мгновенно воспользовался ситуацией, в чем был большим мастером. Весть о поджоге Рейхстага дошла до него поздно вечером. В сопровождении Геббельса он отправился в берлинский офис «Фелькишер беобахтер» и приказал остановить печать. Была выброшена передовица, а он сам составил редакционную статью, в которой требовал быстрых и решительных мер.
Захватив всю полноту власти, Гитлер тотчас же начал выполнять свои обещания в части экономических и социальных реформ. Народ был глубоко заинтересован в этих преобразованиях, тем более что, радикально разделавшись с внутренними оппонентами, Гитлер начал проводить политику служения воле народа. Он неоднократно выражал свою неприязнь к актам мести со стороны СА; в приказе, отданном Рему, он запретил излишества. Бывшим членам оппозиционных партий он открыл двери в национал- социалистическую партию и новое правительство при условии, что они выразят свою лояльность «народному сообществу». Почти всех лидеров этих партий он оставил на свободе.
До позднего лета 1933 года Гитлер подчинялся пожилому президенту, и Гинденбург оказывал на него ограничивающее влияние. Я полагаю, что старый фельдмаршал фон Гинденбург был единственным человеком в карьере Гитлера, с мнением которого он считался. Гинденбург имел на уме что-то определенное, когда обязал Гитлера, прежде чем назначить его канцлером, оставить на посту министра иностранных дел фон Нейрата. Когда Гинденбург навсегда закрыл глаза 2 августа 1934 года, он оставил фон Нейрата как политическое завещание. Действительное завещание, опубликованное фон Папеном после смерти Гинденбурга, с тех пор неоднократно называлось подделкой. Лично я полагаю, что этот слух лишен основания. Никто в окружении Гитлера не произнес ни слова по этому поводу. Я вспоминаю, как сразу же после смерти Гинденбурга пошли разговоры о неких мерах предосторожности, которые следовало принять, чтобы сохранить все посмертные бумаги президента. Но Гинденбург уже доверил свое скрепленное печатью завещание фон Папену. Если учесть отношения фон Папена с Гинденбургом, кажется невероятным, чтобы тот сочинил поддельное завещание или позволил Гитлеру опубликовать подделку.
Сам Гитлер описывал свои отношения с Гинденбургом вначале как холодные и неуверенные, а потом определенно сердечные. В ранние месяцы Гинденбург пользовался почти каждым совещанием, чтобы донести до него собственные желания или жалобы людей, считавших, что партия несправедливо обошлась с ними, и просил его вмешаться. Если Гитлер не мог доказать Гинденбургу необоснованность этих жалоб, он всегда исполнял желания президента. Вскоре в ходе их общения отношение Гинденбурга к Гитлеру настолько изменилось, что он стал рьяно защищать «своего канцлера» от враждебных членов консервативной партии, Гугенберга и Ольденбурга-Янушау. Гитлер с большим почтением относился к пожилому фельдмаршалу Первой мировой войны. Он неоднократно заявлял, что «очень любит «старого господина», который всегда называет его «мой дорогой канцлер».
В те восемнадцать месяцев, когда Гинденбург с Гитлером вместе вершили судьбы рейха, произошли два важнейших политических события. Они повлекли за собой последующие важные события в жизни Германии и создали напряженную обстановку во всем мире. Речь идет о выходе Германии из Лиги Наций и деле Рема.
Из выступлений Гитлера в то время следовало, что Гинденбург приветствовал выход Германии из Лиги, считая, что рейх должен быть свободен от ее решений. Именно в таком свете Гитлер представил этот шаг. Когда немецкие делегаты Лиги и немецкие журналисты, работавшие в Женеве, выразили сомнение в разумности такого решения, Гитлер жестоко оскорбил их, обвинив в том, что они подкуплены атмосферой Женевы. Несомненно, он уже тогда думал о перевооружении Германии, но это ни в коем случае не значит, что он планировал войну.
Учитывая воинственность Гитлера, объектом перевооружения можно было считать только немецкую армию. Именно здесь Гитлер резко расходился с Ремом, мечтавшим о вхождении в армию штурмовых отрядов СА, и в этом была причина кровавой расправы с Ремом. Рем чувствовал, что его и верных ему штурмовиков обошли, у них отняли завоевания революции. Но Гитлер в то время видел, что нападки на армию опасны для военного будущего Германии. Что в действительности планировал Рем, я так никогда и не выяснил. Гитлер заявлял, будто у него есть доказательства того, что Рем со своими ближайшими подчиненными готовили путч против армии и что вместе с Грегором Штрассером и Штрейхером они вели переговоры с иностранными государствами о совместном выступлении против Гитлера. Наблюдая весь ход чистки в курортном местечке Бад-Висзее на берегу озера Тегернзее и Мюнхене, я не верю, что обвинения Гитлера справедливы, во всяком случае не до такой степени, как он утверждал. Сегодня я скорее придерживаюсь мнения, что 30 июня 1934 года чудовищная сторона натуры Гитлера впервые вырвалась наружу и проявилась в полной мере. Ради будущего нации и чтобы, как выражался Гитлер, «сделать армию несокрушимой» и не компрометировать ее тайных планов, Гитлеру потребовались кровавые жертвы. В то время народ был удовлетворен; в его глазах грубое вмешательство Гитлера означало отказ от насилия и беззакония и безусловный конец революции.
Чтобы узаконить свои действия, Гитлер провозгласил себя «верховным судьей нации». У меня до сих пор стоит перед глазами картина, как утром 30 июня он входит в дом в Бад-Висзее, чтобы арестовать Рема. Огромными шагами он расхаживал перед лидером штурмовиков, вне себя от ярости, как какое-то высшее существо, само олицетворение правосудия. Несколько дней спустя Гинденбург вызвал его в свое поместье Нойдек для доклада по делу Рема и горячо одобрил быстрое подавление этого «бунта против армии», как назвал его старый президент. Позже – и это проливает некоторый свет на психологическое отношение Гитлера к политическим ситуациям – Гитлер неоднократно заявлял, что он твердо убежден, что Франция не оккупировала Рейнланд в первые месяцы после выхода Германии из Лиги Наций только потому, что французское правительство было хорошо информировано и рассчитывало, что путч Рема «уничтожит режим Гитлера».
После смерти Гинденбурга вопросом первостатейной важности стал для Гитлера Саарский плебисцит. Мирный и для Германии удачный результат плебисцита снова успокоил политическую атмосферу. Затем было заключено соглашение с Польшей о ненападении в течение десяти лет, яркое доказательство стремления Гитлера к миру. В это время его энергия была направлена на решение таких проблем, как безработица, оживление промышленности, улучшение условий труда и повышение общего благосостояния. До сих пор у него не было большого опыта в решении экономических проблем. Но по мере того как он погружался в них на практике и достиг ощутимых результатов, столь же ощутимо возросла и его уверенность в себе. Титул «фюрер», лидер, теперь казался ему полностью соответствующим уникальности его миссии. Сначала он принял официальный титул «фюрер и канцлер». Знаменательно, что по его же наущению титул «канцлер» постепенно выходил из официального употребления, и он представлялся публике только как «фюрер». В это же время был введен принцип беспрекословного подчинения Гитлеру членов партии, и все они должны были принести клятву в верности лично ему.
1935 и 1936 годы сыграли важнейшую роль в превращении Гитлера из домашнего реформатора и социалистического лидера в международного головореза и игрока с судьбами наций, каким он стал позже. В эти годы он успешно провел свой режим через первые, неуверенные этапы, вывел страну из Лиги Наций, укрепил абсолютистское правление и принялся искать новые земли для завоевания жизненного пространства. Эти успехи разогрели его авантюрный темперамент, и он прорвался сквозь внутренние
