— Женщина? Так она дорога вам? — Он, похоже, слегка успокоился, узнав, что меня интересует кто- то помимо его сестры. — Такие сведения стоят дороже, чем сбор политических слухов в Иерусалиме.
— И насколько дороже?
Он опять окинул меня оценивающим взглядом.
— Больше, по моим подозрениям, чем вы можете позволить себе заплатить.
— Так вы не хотите помочь мне?
— Мои желания тут ни при чем, а вот мои связные в Египте не захотят помочь вам, учитывая отсутствие денег.
Я уверил себя, что он не пытается обмануть меня, а просто говорит правду. Мне также хотелось бы обзавестись помощником, если я собираюсь как-то продвинуться в поисках книги, и этот синеглазый кузнец превосходно подходил на такую роль. Поэтому я намекнул ему на то, что мой интерес связан еще с одним видом поисков.
— Думаю, вы сможете помочь мне. А я обещаю разделить с вами величайшее сокровище на этой земле.
Он наконец рассмеялся.
— Величайшее сокровище? И какое же?
— Это тайна. Но оно может сделать человека владыкой мира.
— Ах так. И где же спрятано такое сокровище?
— Прямо под нашим носом, я надеюсь, в Иерусалиме.
— А вам известно, какое множество идиотов надеялось найти в Иерусалиме несметные сокровища?
— Но тот, кто найдет их, будет далеко не идиотом.
— Вы хотите, чтобы я потратил свои деньги на поиски вашей женщины?
— Я хочу, чтобы вы тем самым сделали вклад в ваше благополучное будущее.
— Смит, видимо, нашел смелого и наглого пройдоху, — заметил он, облизнув губы.
— Не слишком ли поспешно вы судите о людях?
Он мог с недоверием относиться к моим словам, и все-таки они его заинтересовали. И я мог поспорить, что плата за сведения об Астизе будет для него не такой уж большой. К тому же ему, как всем нам, свойственна алчность: каждый человек мечтает найти спрятанные сокровища.
— Я подумаю над вашим предложением.
Кажется, мне удалось зацепить его.
— Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы раздобыть, — добавил я. — Хорошую винтовку.
Иерихон жил скромно, несмотря на приличный доход от его скобяной торговли. Он исповедовал христианскую веру, и потому обстановка в его доме отличалась большим разнообразием, чем в мусульманском жилище: магометане полагаются лишь на подушки, которые можно легко передвинуть, чтобы изолировать женщин, когда в гости приходят мужчины; в этом традиции бедуинских кочевников остались неизменными. Христиане, напротив, привыкли держать головы ближе к теплому потолку, чем к прохладному полу, и предпочитают в суматохе своей оседлости церемонно восседать на высоких стульях. Поэтому вместо исламских подушек и сундуков Иерихон обзавелся стульями, столом и вместительными шкафами. Однако грубо сколоченная мебель отличалась пуританской простотой. Дощатый пол не сочли нужным покрыть коврами, и единственным украшением оштукатуренных стен служило затейливо выполненное распятие с изображением какого-то святого: чисто, как в монастыре, и так же неуютно. Сестра кузнеца, Мириам, содержала дом в безукоризненном порядке. Еды было вдоволь, но также простой: хлеб, оливки, вино и овощи, ежедневно покупаемые на ближайшем рынке. Ради поддержания мышечной силы могучего брата Мириам готовила мясо, но такое дорогое удовольствие случалось не так уж часто. Приближалась зима, а тепло в доме поддерживал лишь топившийся углем кухонный очаг да кузнечный горн, находившийся на нижнем этаже. В самые студеные дни лишенные стекол оконные проемы заставлялись мешками с опилками, отчего в доме становилось еще сумрачнее. Из-за пронизывающих ветров, холодной воды и дороговизны свеч и масла мы существовали в режиме сельских жителей, по свету пробуждаясь и в сумерках отходя ко сну. Для такого парижского бездельника, как я, жизнь в Палестине стала настоящим потрясением.
Наше сближение началось с изготовления моей новой винтовки. Молчаливый и спокойный Иерихон считался усердным и искусным мастером (думаю, мне следовало бы взять с него пример) и пользовался в городе заслуженным уважением. Оно читалось во взглядах покупателей — мусульман, христиан и евреев, — заходивших в закопченный внутренний двор за потребными в хозяйстве железными орудиями. Я наивно полагал, что открою ему секреты изготовления хороших ружей, но он знал больше меня.
— Вы хотите такую охотничью винтовку, как у германских егерей? — спросил он, когда я описал утраченное мной оружие. — Мне приходилось делать такие. Нарисуйте-ка на песке, какой длины ружье вам нужно.
Я нарисовал ствол длиной около метра.
— Не великоват ли?
— Такая длина обеспечивает хорошую прицельность и дальность выстрела. Сорок пятый калибр как раз то, что надо; скорость полета пуль тут будет выше, хотя они и меньше мушкетных. К тому же можно сделать более значительный запас патронов, учитывая меньший вес пуль и пороха. Ковкая сталь с глубокой винтовой нарезкой обеспечивают большую точность, а курок на ложе, кроме того, уберегает лицо от вспышки пороха на ружейной полке. Мне доводилось держать в руках винтовку, которая с пятидесяти метров прошивала шляпку гвоздя три раза из пяти выстрелов. И пусть приходится заряжать ее целую минуту, но зато первый же выстрел наверняка поразит цель.
— В наших краях обычно пользуются гладкоствольным оружием. Оно заряжается быстро, и стрелять можно чем угодно, хоть камешками. А для такой винтовки понадобятся очень точно отлитые пули.
— Это гарантирует меткость выстрела.
— В ближнем бою порой выигрывает скорость.
Во флоте у него, очевидно, сложилось предвзятое мнение о морских сражениях и отчаянных абордажных захватах.
— Но меткий выстрел позволит не подпустить врага близко. По-моему, сражения с обычными мушкетами так же бессмысленны, как походы в бордель с завязанными глазами: можно, конечно, случайно добиться желаемого результата, но с той же вероятностью можно и сильно промахнуться.
— Ну об этом мне ничего не известно.
Черт возьми, похоже, он совершенно не воспринимает юмора.
Он задумчиво оглядел сделанный на песке рисунок.
— Да, непростая работенка, ее и за месяц не закончишь. И вы собираетесь заплатить мне за нее из ваших сокровищ?
— Двойную цену. А пока вы будете мастерить винтовку, я буду проводить усердные поиски.
— Нет уж. — Он неодобрительно покачал головой. — Легко обещать деньги, которых еще не раздобыл. Вы будете моим подмастерьем в кузнице. Узнаете наконец на личном опыте, что такое настоящая работа. А в свободные дни можете охотиться за вашим сокровищем или разведывать обстановку, выполняя поручение Сиднея Смита. Кстати, можете выставить ему счет, чтобы расплатиться со мной.
Честный труд? Сама идея показалась мне интересной — по правде говоря, я иногда завидовал мастерам вроде Иерихона, — но одновременно и устрашающей.
— Ладно, я буду помогать вам в кузнице, — решил поторговаться я. — Но вы должны пообещать, что обеспечите меня нормальной едой и сном. Сделаем винтовку хотя бы к концу зимы, когда сюда заявится Наполеон, а к тому времени я найду сокровище да вдобавок получу деньги от Смита. Выжать что-то из военно-морского министерства — все равно что пытаться продать шнурки для башмаков, но до весны еще далеко. Всякое может случиться.
— Тогда разводите огонь и беритесь за дело.
Я старательно и быстро выполнял все его указания, до ломоты в спине таскал металлические заготовки и перелопатил кучу угля.
— Мириам считает, что вы хороший человек, — в итоге неохотно признал он.
