талисман будет на моей груди.
На следующее утро мои ботинки вернулись на свое обычное место. Осмотрев их, я обнаружил, что кто-то явно проверял и стельку, и каблук.
Глава 6
Из-за страха Бонапарта перед адмиралом Нельсоном я едва не утонул в прибрежных водах около Александрии. Английский флот рыскал, как волк, где-то за горизонтом, а Наполеон так торопился на берег, что приказал начать высадку на баркасах. Это был первый, но далеко не последний раз, когда я вымок до нитки в этой самой сухой из виденных мною стран.
Подойдя к Александрии 1 июля 1798 года, мы с удивлением рассматривали похожие на стрелы минареты и купола мечетей, сверкавшие под резким летним солнцем, как заснеженные холмы. На верхней палубе флагманского корабля, где столпилось около полутысячи солдат, моряков и ученых, ощутимо долго царила тишина, нарушаемая лишь скрипом снастей и плеском волн. Египет! Он предстал перед нашими глазами, как зыбкое видение, словно отраженный в кривом зеркале. Сам город с грязно-белыми, покрытыми бурой пылью строениями никак нельзя было назвать процветающим, и у нас возникло ощущение, что мы сбились с курса. Северный ветер заметно усилился, и французские корабли покачивались на средиземноморских волнах, отливающих драгоценным топазовым блеском. Из порта доносились звуки труб, грохот сигнальных залпов и панические вопли. Какой переполох, должно быть, вызвало появление армады из четырехсот европейских кораблей, закрывших практически весь горизонт! Домочадцы, захватив семейные ценности, погрузились в запряженные ослами повозки. Рыночные прилавки опустели, а все товары были спрятаны в надежных местах. Нацепив средневековые доспехи, на шатких парапетах столпились арабские солдаты с пиками и допотопными мушкетами. Наш экспедиционный художник барон Доминик Виван Денон[26] начал делать наброски, неистово зарисовывая строения, корабли, грандиозные пустыни Северной Африки.
— Я пытаюсь передать четкость этих каменных зданий на фоне расплывчатого света песчаных барханов, — поведал он мне.
Фрегат «Юнона» подошел к нам сбоку, чтобы доложить обстановку. Он прибыл сюда на день раньше нас, его капитан встретился с французским послом и привез обратно новости, пробудившие бешеную активность штабных офицеров Наполеона. Оказывается, флот Нельсона уже побывал в Александрии и, не обнаружив нас, два дня назад отправился на дальнейшие поиски. Чистое везение, что они не столкнулись с нашей тихоходной, тяжело груженной армадой. Скоро ли вернутся сюда англичане? Не рискнув проходить открыто все портовые форты, Бонапарт приказал начать высадку в баркасах милях в восьми к западу от города, возле селения Марабу. Оттуда, совершив небольшой переход по берегу, французские войска могли легче захватить этот порт.
Адмирал Брюэс[27] начал пылко возражать, говоря, что здешняя береговая линия еще не нанесена на карту, а ветер усилился уже до штормового. Но Наполеон отмел все его возражения.
— Адмирал, мы не можем тратить время понапрасну. Судьба даровала нам три дня, не больше. Если я не воспользуюсь этим преимуществом, мы проиграем.
На суше военные корабли англичан уже не представляли никакой угрозы для его армии. А на море французский флот могли легко потопить.
Однако отдать приказ о высадке гораздо легче, чем осуществить ее. Большие морские валы с шумом обрушивались на песчаный берег, а наши корабли начали становиться на якорь лишь в конце дня, и, следовательно, высадка грозила растянуться на всю ночь. Нам, ученым, предоставили выбор — остаться на борту или в компании с Наполеоном посмотреть, как будет взят город. Не вняв доводам разума, я из любви к приключениям решил покинуть «Ориент». К тому же сильная качка вновь вызвала у меня приступ морской болезни.
Тальма, несмотря на собственные тошнотворные страдания, глянул на меня так, словно я сошел с ума.
— Мне казалось, ты не хотел быть солдатом!
— Просто я любопытен. Неужели тебе не хочется посмотреть на сражение?
— Сражение я увижу и с палубы. А ты хочешь сойти на берег, чтобы лицезреть кровавые подробности. Увидимся в городе, Итан.
— Я к тому времени выберу там шикарное жилье для нас!
Он печально улыбнулся, глядя на бушующее море.
— Может, тебе стоит для безопасности оставить медальон мне на хранение?
— Не стоит. — Я пожал ему руку. Потом, решив напомнить о праве собственности, добавил: — Ведь если я утону, то он мне больше не понадобится.
Уже в сумерках меня пригласили занять место в лодке. Собравшиеся на больших кораблях оркестры наяривали мелодию «Марсельезы», искажаемую порывами сильного ветра. Береговая полоса покрылась буроватой пылью приносимых из пустыни песков. Я заметил, что несколько арабских всадников удаляются в сторону барханов. Держась за веревку, я спустился по трапу с военного корабля, борта которого ощетинились жерлами орудий. Винтовка с тщательно завернутым в промасленную кожу замком висела у меня за спиной. Роговая пороховница и патронная сумка болтались на поясе.
Волны так вздымали лодку, что мне показалось, будто передо мной заартачившийся жеребец.
— Прыгайте! — крикнул мне боцман, и я постарался совершить ловкий прыжок, но все равно неуклюже растянулся на дне шаткой посудины.
Быстро усевшись на банку, как велели, я ухватился за нее обеими руками. Множество людей продолжали спрыгивать в лодку, и я уже опасался, что мы пойдем ко дну, если прибавится хотя бы один человек, но лодка выдержала еще нескольких солдат. Наконец мы отвалили от борта, и волны сразу начали нас захлестывать.
— Отчерпывайтесь, разрази вас гром!
Наши баркасы выглядели скопищем водяных жуков, медленно ползущих к берегу. Вскоре грохот разбушевавшегося прибоя заглушил все остальные звуки. Надвигающаяся на нас волна достигала такой высоты, что с нашей позиции видны были лишь вершины мачт стоящего на рейде флота.
Волны тащили нас к берегу, и нашему рулевому, в мирной жизни рыбачившему в прибрежных водах, сначала удавалось править лодкой весьма уверенно. Но вода плескалась вровень с бортами, и перегруженное суденышко разворачивалось так же трудно, как фургон, набитый винными бочками. Нас закрутило на больших волнах; рулевой, следя за положением кормы, четко командовал гребцами, однако потом кто-то из них сбился с ритма, и лодка, развернувшись, подпрыгнула на волне.
Я не успел даже набрать воздуха в легкие. Обрушившаяся стена воды накрыла меня с головой и уволокла вниз. Рев шторма сменился тихим гулом, и меня потащило обратно в море. Тяжелая винтовка, словно якорь, не позволяла всплыть на поверхность, но я отказался от мысли расстаться с ней. Погружение длилось, казалось, безнадежную вечность, мои легкие готовы были лопнуть, и тут в начале подъема очередной волны я наконец встал на дно и оттолкнулся. Моя голова показалась на поверхности как раз в тот момент, когда я готов был уже наглотаться воды, и мне удалось судорожно вдохнуть воздух, прежде чем сверху обрушился новый вал. Ничего не видя, я сталкивался в воде с чьими-то телами. Изо всех сил молотя руками, я ухватился за плавающее весло. Теперь глубина резко уменьшилась, и следующая волна протащила меня животом по дну. Нахлебавшись морской воды, которая щипала глаза и сочилась из носа, я, пошатываясь и отплевываясь, вступил на землю Египта.
На пологом и голом берегу я не заметил ни единого деревца. Проникая в любые щели, песок облепил все тело, а встречный ветер едва не сбивал с ног.
Начали выползать из моря и другие жертвы стихии. Перевернувшийся баркас врезался в песчаное дно, и моряки позвали нас на подмогу, чтобы перевернуть его и слить воду. Отыскав в прибое несколько весел, они направились обратно к кораблю за очередной партией людей. Взошла луна, и я увидел, как в прибрежной полосе разыгрываются сотни подобных сцен. Некоторые лодки, ловко лавируя на волнах,
