— Уж не от вас ли мы отстали? Мои предки жили во дворцах, когда ваши ютились в лачугах. А как насчет вашего родного дома?
— На самом деле у меня его нет.
— Неужели у вас нет родителей?
— Умерли.
— А жена?
— И жены пока нет, — обольстительно улыбнулся я.
— Неудивительно. Так значит, вы безродный одинокий бродяга?
— Я с детства любил путешествовать, а в юности мне представилась возможность посетить Францию. Я завершил образование под руководством нашего знаменитого просветителя Бенджамена Франклина. Мне дорога Америка, моя родина, но в крови моей горит страсть к путешествиям. Кроме того, я еще не готов свить уютное гнездышко для подруги жизни.
Она глянула на меня с жалостью.
— По-моему, вы попусту тратите отпущенную вам жизнь.
— Вовсе нет, путешествуя по миру, можно узнать много полезного. — Я решил, что пора сменить тему. — А что за интересную подвеску ты носишь?
— Око Гора, покровителя бездомных.
— Чье око?
— Гора, бога с головой сокола, он потерял свой чудесный глаз в схватке со злым Сетом.
Тут я кое-что вспомнил. Легенду, связанную с воскресением и кровосмесительной любовью брата и сестры, от которой и родился Гор. Скандальная история.
— Как Египет сражается с вашим Наполеоном, так Гор сражался с темнотой. Этот амулет приносит удачу.
Я улыбнулся.
— Тогда, наверное, можно назвать удачей то, что ты теперь принадлежишь мне?
— Или удачей будет то, что я проживу достаточно долго и увижу, как вы все уберетесь отсюда.
Она готовила для нас экзотические кушанья, по вкусу похожие на молодого барашка с турецким горошком и чечевицей, но подавала их с таким мрачным видом, что у меня возникло желание приютить какого-нибудь бродячего пса и проверять на нем, не отравлены ли наши блюда. Однако еда оказалась неожиданно вкусной, а девушка отказывалась принимать плату за свои услуги.
— Когда мамелюки перебьют вас всех, то и меня казнят не задумываясь, если схватят с вашими монетами.
Вечерами она проявляла такую же несговорчивость, хотя дневная жара на побережье контрастно сменялась холодными египетскими ночами.
— В Новой Англии мы спим обнявшись, чтобы не замерзнуть, — сообщил я ей как-то вечером. — Я с удовольствием согрел бы тебя, если ты не возражаешь.
— Если бы ваши офицеры не захватили наш дом, то мы с вами не могли бы даже находиться в одной комнате.
— Это запрещают заповеди Корана?
— Мои заповеди даны египетской богиней, а не турецкими женоненавистниками, которые правят в моей стране. И вы не мой муж, а мой захватчик. Кроме того, все вы смердите, как свиньи.
Я принюхался, несколько обескураженный ее замечанием.
— Значит, ты не мусульманка?
— Нет.
— Похоже, твоя богиня не известна ни иудеям, ни коптам, ни греческим христианам.
— Не известна.
— Тогда какая же у тебя богиня?
— Вы о ней даже не слышали.
— Просвети же меня, я ведь прибыл сюда за знаниями.
— Тогда поймите для начала, что может увидеть слепец. Десять тысяч лет египтяне жили в этой стране, никого к себе не приглашая и не нуждаясь ни в чем новом. Мы довольствовались своим миром, которого нас упорно пытались лишить разные завоеватели. Сотни поколений неугомонные авантюристы вроде вас лишь ухудшали, а не улучшали нашу жизнь.
Она высказалась чересчур откровенно, считая меня слишком невежественным, чтобы понять ее веру, и слишком добрым, чтобы силой выпытать у нее знания. Даже повинуясь моим приказам, она вела себя как герцогиня.
— Египет — это единственная страна, где мужчины и женщины с глубокой древности имели равные права, — заявила она, оставаясь по-прежнему невосприимчивой к моим шуткам и обаянию.
Честно говоря, это сильно меня расстроило.
С такими же сложностями столкнулся Бонапарт, пытаясь завоевать симпатии египтян. Он обратился к ним с весьма обстоятельным воззванием. В нем проявился большой политический дар, и могу дать вам понять его, процитировав начало:
«Во имя Господа милостивого и милосердного. Нет иной божественной силы, кроме как у Аллаха, Он хранит целомудрие и единство всевластия.
От имени Французской республики, основанной на свободе и равенстве, главнокомандующий Бонапарт доводит до вашего сведения, что правившие Египтом беи достаточно долго испытывали терпение французского народа, притесняя мирных купцов: настал час расплаты.
Слишком давно банды мамелюкских рабов, вывезенных из Грузии и с Кавказа, деспотично правили в самом прекрасном уголке земли. Но всемогущий Господь, творец Мироздания определил, что настало время положить конец их правлению.
Египтяне, вам будут говорить, что я пришел уничтожить ваши святыни и вашу религию. Не верьте этому! Отвечайте клеветникам, что я пришел восстановить ваши права и покарать ваших угнетателей; что я почитаю Господа более ревностно, чем мамелюки, и уважаю Его пророка Мухаммеда и великолепный священный Коран…»
— Вполне благочестивое начало, — заметил я Доломье, который с шутливой драматичностью зачитал это обращение.
— Особенно для человека, который полностью уверен в пользе религии и сильно сомневается в существовании Всевышнего, — подхватил геолог. — И если египтяне с удовольствием проглотят эту кучу дерьма, то они заслуживают того, чтобы их завоевали.
Один из дальнейших пунктов воззвания только подтверждал данную точку зрения: «Все деревни, жители которых выступят с оружием против армии освободителей, будут сожжены дотла».
Религиозные призывы Наполеона вскоре сошли на нет. В Александрии стало известно, что каирские муллы объявили всех нас неверными. Вот так покончили с революционным либерализмом и единством религий. Сразу же испарился и договор на три сотни лошадей и пятьсот верблюдов, заключенный с местными шейхами, зато участились случаи партизанских нападений. Обольщение Египта оказалось более сложным делом, чем рассчитывал Бонапарт. Большей части его кавалеристов на первой стадии пути к Каиру придется самим тащить свои седла, а самому ему еще предстоит узнать, как много в этой кампании будет зависеть от материально-технического обеспечения и снабжения.
Между тем сдавшимся на милость победителя александрийцам приказали носить кокарды с триколором. Редкие горожане, выполнившие этот приказ, выглядели смехотворно. Тальма, однако, живописал, как восторженно восприняло население освобождение от господства мамелюков.
— Как ты можешь отправлять во Францию всю эту чушь? — с удивлением спросил я. — Половина населения просто сбежала, сам город обезображен пушечными залпами, а его хозяйство пришло в полный упадок.
— Я говорю о духовном, а не о материальном аспекте. Египтяне сейчас переживают большой духовный подъем.
— Кто это тебе сказал?
